— Ну, Филип, как тебе понравилась моя речь?
Его сын вскинул голову — лицо его было белым как полотно.
— По какому праву, — прошептал он, — ты объявил нас с мисс Ли помолвленными?
— По какому? По своему собственному, разумеется. Ты сам сказал, что вы помолвлены. Я решил, что это больше не должно оставаться тайной.
— Ты не имел права говорить об этом! Я не женюсь на мисс Ли, пойми раз и навсегда — я не женюсь на ней!
Говоря все это, Филип готовился принять на себя удар той дикой фамильной ярости, которая подарила прозвище его отцу — однако, к его удивлению, ничего подобного не случилось. Синие глаза старика лишь приобрели стальной блеск, однако отвечал он спокойно и вежливо.
— Видишь ли, Филип, то, что ты не собираешься жениться на девушке, о помолвке с которой уже объявлено публично — это позор. То, что я так торжественно объявил о браке, в который ты не собираешься вступать… что ж, это ставит меня в смешное и нелепое положение. Очень хорошо, мой дорогой Филип — пожалуйста-пожалуйста! Я же не могу силой заставить тебя вступить в брак. Однако ты не должен думать, что меня можно безнаказанно ставить в смешное положение. Позволь, я обрисую тебе альтернативу. О, я вижу, что ты устал, но я не задержу тебя надолго. Присядь-ка в кресло. Итак: этот дом и земля вокруг него, а также драгоценный сервиз, который нельзя продать — кстати, перед тем, как пойти спать, будь добр, убедись, что он надежно спрятан и заперт — все это, разумеется, должно бы принадлежать тебе. Здешняя отчуждаемая земля приносит около 1000 фунтов в год, в плохие времена чуть меньше; неотчуждаемая в целом дает около 4000, мое личное имущество — около 900 фунтов. Если ты будешь упорно отказываться жениться на мисс Ли, либо ваш брак каким-либо образом будет разрушен, за исключением обстоятельств, совершенно не зависящих от вас, то я должен предупредить тебя: пользуясь твоим же восхитительно выразительным языком, «пойми раз и навсегда», что в этом случае твое имя из моего завещания будет вычеркнуто, а вместо него появится имя твоего кузена Джорджа. Ты получишь только неотчуждаемое имущество. Поступай как угодно, Филип, мне это совершенно безразлично. Я очень люблю Джорджа и буду рад сделать ему такой подарок — если ты меня на это вынудишь, хотя мне немного жаль было бы разбивать собственность, которую наш род собирал так долго. Вероятно, тебе понадобится около недели, чтобы обдумать и решить: предпочтешь ли ты девицу, которую нашел себе в городе — ну да, да, я знаю, что у тебя там кто-то есть! — и откажешься от наследства, или женишься на мисс Ли и сохранишь семейную собственность. Это весьма интересная проблема для любвеобильного молодого человека — но вполне разрешимая. Не стану больше тебя задерживать. Доброй ночи, Филип, доброй ночи. Не забудь проверить сервиз. И помни — у тебя в этом деле личный интерес.
Филип молча поднялся и вышел из комнаты, однако после его ухода настала очередь его отца закрыть лицо руками.
— О Боже! — тихо простонал старик. — Неужели все мои планы пойдут прахом… Немыслимо думать, что все рушится — и я бессилен предотвратить катастрофу, словно дитя, пытающееся удержать падающее дерево… Единственное, что мне осталось — месть, но мстить я должен собственному сыну! Слишком долго я живу — и последние дни этой жизни горьки!
Глава IX
Бедняжка Хильда отнюдь не находила, что жизнь в Лондоне так уж приятна, и потому несколько раз просила Филипа позволить ей поселиться где-нибудь в сельской местности. Однако он категорически отказывал ей в этом по двум причинам: во-первых, ездить в Лондон было гораздо удобнее, во-вторых — большой город был самым безопасным убежищем.
Итак, Хильда продолжала влачить свое одинокое существование, изредка нарушаемое короткими и нервными визитами мужа. У нее не было друзей, и она не осмеливалась их заводить. Единственным человеком, который мог бы хоть как-то скрасить ее одиночество, была хозяйка дома, миссис Джейкобс, вдова торговца сыром, который разорился по причине пьянства и других порочных склонностей и оставил своей безутешной жене только доходный дом в Линкольн Инн Филдс.
Как и большинство людей, знававших лучшие времена — не то что нынешние — миссис Джейкобс обожала рассказывать о своих несчастьях и коварстве мужчин, и поскольку Хильде, бедной девочке, некого было больше слушать, в ее лице достойная вдова нашла самую внимательную аудиторию. Вполне естественно, что коль скоро речь шла не только о внимательной слушательнице, но и об очаровательной молодой женщине, добрая миссис Джейкобс вскоре полюбила Хильду всем сердцем, а обстоятельства ее жизни и историю с мужем Хильды нафантазировала самостоятельно, поскольку не смогла получить достаточно удовлетворительной информации из первых рук. Одной из любимейших версий миссис Джейкобс было то, что красавец-муж обманом вывез Хильду откуда-то из-за моря и держал ее в одиночном заключении, чтобы не подпустить к ней ненавистного соперника. Другой, более сдержанный, вариант предполагал, что муж просто держит Хильду под замком, чтобы иметь большую свободу для себя самого.
Со временем обе эти версии завладели разумом миссис Джейкобс, она поверила в них и, говоря о Хильде с кем-либо из других постояльцев, неодобрительно качала головой и несколько туманно выражалась в том смысле, что Хильда — бедный ягненочек и жертва…
Что до самой Хильды — она, разумеется, и не подозревала о мрачных догадках своей доброй хозяйки, однако с каждым днем становилась все более подвержена депрессии и тревогам, а то и подозрениям — ко всему этому Хильда становилась все более чувствительной по мере того, как приближалось некое событие…
Она не могла не заметить изменения в поведении Филипа — в те редкие часы, когда он вырывался навестить ее. Наиболее заметны были теперь его молчаливость и раздражительность. Сдержанность, которая с течением времени становилась все более и более заметной, заставила ее чувствовать, что между ними вырастает некая невидимая стена — пытаться пробиться сквозь нее Хильде не позволяла гордость, однако само присутствие подобной преграды раздражало ее все сильнее. Незадолго до событий, описанных в предыдущей главе, она воспользовалась очередным визитом Филипа, чтобы, наконец, пожаловаться на свое положение; Хильда умоляла мужа сказать, когда же она сможет занять свое законное место рядом с ним… Филип ничего определенного ответить не смог. Видя, что он уходит от ответа, Хильда с врожденным женским тактом сменила тему и спросила его о Марии Ли (к которой испытывала искреннюю привязанность). Когда он виделся с девушкой в последний раз, как она выглядит, не собирается ли замуж — результатом этих невинных вопросов стал жестокий и совершенно необъяснимый приступ раздражения со стороны Филипа. Он устроил нечто вроде сцены — и около пяти часов дня внезапно уехал, отговорившись тем, что ему непременно нужно успеть на поезд.
Вскоре после его отъезда миссис Джейкобс принесла чай и обнаружила Хильду в слезах — она была слишком горда, чтобы расплакаться при муже, и только сейчас дала себе волю. Миссис Джейкобс, обладавшая обширным личным опытом в подобных вопросах, справедливо предположила, что между супругами произошла ссора, вину за которую она немедленно возложила на уехавшего Филипа.
