— А! Конечно, вы правы, Хейгем, совершенно правы, — еле слышно проговорил хозяин, вытирая холодный пот со лба. — Это всего лишь лунный свет. Как смешно и глупо с моей стороны! Наверное, я немного не в духе — печень не в порядке. Дайте-ка мне виски, добрый вы малый, и я выпью за упокой всех теней… и деревьев, которые их отбрасывают. Ха-ха-ха!
Было что-то настолько неестественное в поведении хозяина и в его очевидной уверенности в мистическом происхождении колеблющихся фигур на стене (которые теперь и впрямь исчезли), что Артур подумал на мгновение: если бы не Анжела, стоило бы поскорее распрощаться с Филипом Каресфутом и его домом, ибо суеверие, как прекрасно знал Артур, заразнее черной оспы.
Когда, наконец, он добрался до своей большой пустой спальни, которую, впрочем, трудно было назвать удобным местом для сна после такого пугающего опыта, то уснул лишь через несколько часов, несмотря на усталость: возбужденное воображение молодого человека слишком разыгралось.
Глава XXIV
На следующее утро, когда они встретились за завтраком в восемь часов, Артур заметил, что Анжела чем-то расстроена.
— Есть плохие новости, — сказала она, не успел Артур поздороваться с ней. — Мой дядюшка Джордж сильно заболел, у него тиф.
— В самом деле? — довольно холодно откликнулся Артур.
— Судя по всему, вас это не слишком огорчает?
— Боюсь, что вы правы. Честно говоря, я терпеть не могу вашего дядюшку, и мне все равно, болен он или нет.
Поскольку Анжела, кажется, не нашлась, что ответить, тема разговора была на этом исчерпана.
После завтрака Анжела предложила прогуляться — поскольку день опять выдался погожий — до вершины холма примерно в миле от дома, откуда открывался прекрасный вид на окрестности. Артур согласился и по дороге рассказал ей о своей странной беседе с ее отцом этой ночью. Девушка выслушала его очень внимательно, и когда он умолк, покачала головой.
— В моем отце есть нечто, что отличает его от всех остальных. Его жизнь словно никогда не выходит на солнечный дневной свет, она всегда идет на ощупь во тьме, в тени какого-то мрачного прошлого. Что за тайна окутывает это прошлое, я не знаю и не хочу знать; но я уверена, что она есть.
— А как вы объясните появление теней на стене?
— Я полагаю, что ваше объяснение и было верно; эти тени при определенном освещении отбрасывает дерево, растущее невдалеке от дома. Я и сама видела не раз нечто, похожее на призрачные фигуры, даже при свете дня. Однако то, как болезненно отец относится к такому обыденному явлению, многое говорит о состоянии его рассудка.
— Значит, вы не думаете, — осторожно сказал Артур, чтобы вывести девушку из задумчивости, — что он, возможно, все-таки был прав и что эти тени явились… из другого места? Испуган он был не на шутку, доложу я вам, испуган так сильно и непритворно, что это любого могло заставить поверить…
— Нет, не думаю! — ответила Анжела после минутного раздумья. — Я не сомневаюсь, что завеса между нами и невидимым миром тоньше, чем мы предполагаем. Я также верю, что иногда, при благоприятных условиях, или когда завеса эта особенно истончается от горя или чьей-то истовой молитвы, голоса, образы и даже предостережения могут передаваться из того мира — в наш. Но то, в каком ужасе был мой отец, уже само по себе доказывает, что его призраки совсем иного рода. Ведь едва ли можно допустить, чтобы духи приходили пугать нас, бедных смертных; если они и приходят, то с любовью и нежностью, чтобы утешить или предостеречь, а не для того, чтобы напугать нас и укрепить наши суеверия.
— Вы говорите так, будто все знаете об этом предмете; вам стоило бы вступить в какое-нибудь современное Общество любителей духов! — довольно легкомысленно заявил Артур, усаживаясь на поваленное дерево.
Анжела последовала его примеру.
— Я иногда думала об этом предмете, вот и все. Если судить по тому, что я успела прочитать в книгах, вера в сверхъестественное довольно обычна. Собственно, и Библия говорит нам о том же. Но знаете… если вы не сочтете меня глупой, я скажу вам еще кое-что, подтверждающее мои мысли. Вы ведь знаете, что моя мать умерла, когда я родилась; так вот, это может показаться вам странным, но я убеждена, что она иногда где-то совсем рядом со мной.
— Вы хотите сказать, что видите или слышите ее?
— Нет, я только чувствую ее присутствие; теперь, с возрастом, к сожалению, все реже и реже.
— Что вы имеете в виду?
— Я не могу толком объяснить… иногда — это может быть и ночью, и днем, когда я одна — на меня снисходит великий покой, и я словно становлюсь другой женщиной. Все мои мысли становятся выше, чище — они словно освещены каким-то неземным светом. Все земное и бренное словно отдаляется от меня, я чувствую себя так, словно с самой моей души сняли тяжелые оковы… и вот тогда я знаю, что рядом со мной находится моя мать. Потом все проходит, и я снова становлюсь прежней.
— Какие же мысли приходят вам в голову?
— Ах, жаль, что я не могу вам рассказать этого — они уходят вместе с той, которая их принесла. После не остается ничего, кроме какого-то неясного тихого света в душе — так бывает в небе сразу после заката. Ну, довольно об этом. Взгляните — разве этот вид не прекрасен? Кажется, что весь мир радуется новому дню.
Анжела была права: вид с холма открывался совершенно очаровательный. Внизу виднелись соломенные крыши маленькой деревушки Братем, справа взошедшее солнце серебрило спокойные воды озера, а фасад старинного дома, виднеющийся сквозь дымку распускающейся листвы, выглядел очень живописно. Весна окутала землю своим зеленым одеянием; из каждой рощицы раздавалось пение птиц, легкий ветерок приносил тяжелый сладкий аромат бесчисленных фиалок, усыпавших мшистый ковер под ногами Анжелы и Артура. На полях, где уже проросли пшеница и клевер, женщины и дети деловито пропалывали сорняки, а на согревшиеся и парившие под солнцем участки бурой земли фермеры вышли сеять. С пастбищ внизу, где журчал маленький ручеек, доносилось довольное мычание коров, радующихся молодой траве, и задорное блеяние ягнят, для которых жизнь пока еще состояла из прыжков и игр. Это была прелестная сцена, и ее очарование глубоко проникло в сердца зрителей.
— Грустно думать, — сказал Артур несколько назидательным тоном, но главным образом для того, чтобы узнать мнение своей спутницы, — что все это очарование не может длиться вечно — как и мы все, оно приговорено к смерти.
Анжела негромко продекламировала в ответ:
— Вздымаясь, падает — и снова
Вокруг земли стремит свой бег,
Чтоб насладившись этим бегом,
Исчезнуть в вечности навек.
Ты — тайна крыльев без полета,
Тебе минута лишь дана.
Ты — дар, бесценный для кого-то.
Ты — Жизнь. И ты — обречена…
— Чьи это строки? — спросил Артур. — Я не узнаю их.
