Первое, полное впечатление, играло гораздо большую роль, нежели второе. Достаточно вспомнить историю жандармского подполковника Судейкина и его «подопечного», провокатора Дегаева. Подполковник задумал прямо-таки фантастическую провокацию в масштабах империи. Посредством своего агента в среде революционеров Дегаева полностью контролировать всю деятельность революционеров, по мере надобности «снимая урожай», а кроме того… руками революционеров убирать своих конкурентов из высших сановников. Планы у Судейкина были грандиознейшие…
«Он думал поручить Дегаеву под своей рукой сформировать отряд террористов, совершенно законспирированный от тайной полиции; сам же хотел затем к чему-нибудь придраться и выйти в отставку… устроить фактическое покушение на свою жизнь, причем должен был получить рану и выйти в отставку по болезни. Немедленно по удалении Судейкина Дегаев должен был начать решительные действия: убить графа Толстого (министра внутренних дел – А.Б.), великого князя Владимира и совершить еще несколько более мелких террористических актов… ужас должен был охватить царя, необходимость Судейкина должна была стать очевидной, и к нему обязательно должны были обратиться, как к единственному спасителю. И тут Судейкин мог запросить что душе угодно…»
Практически те же мечты, как установлено историками, питал и В.К. Плеве, в то время – директор департамента полиции. Известно, что граф Толстой панически боялся быть убитым – и угрозу видел как раз в Плеве…
Наполеоновские планы Судейкина закончились крахом – его самого как-то очень уж кстати убили революционеры во главе с жаждавшим реабилитации Дегаевым. Вполне возможно, высшие сановники империи были не такими простаками, какими их считал Судейкин, и вовремя приняли свои контрмеры – в конце концов, не один Судейкин занимался политическим сыском и располагал агентурой в кругах революционеров…
Плеве, правда, достиг своей цели – пусть и без убийства шефа. Занял кресло министра внутренних дел двадцать лет спустя после истории с Судейкиным – но опять-таки погиб от руки террористов, направлявшихся… Азефом. Разобраться, где кончалась полиция и начинались революционеры, в таких условиях прямо-таки невозможно
[93]
.
По сохранившимся документам Охранного отделения (при том, что огромная их часть погибла) историки выводят заключение: в конспиративных кружках и партиях всех политических направлений «секретных сотрудников» насчитывалось от 50 до 75 процентов от всех участников…
А потому не редкостью были прямо-таки анекдотические ситуации вроде той, когда охранка получила два донесения от разных лиц о встрече в 1914 г. видного ленинца «товарища Георгия» и не менее видного социал-демократа «примиренческого» направления «товарища Маракушева». Оба провели долгий, серьезный разговор о возможной в будущем совместной работе, о созыве общепартийной конференции и др. Подробнейшее изложение их беседы очень быстро попало в охранку, как я уже говорил, в двух разных донесениях… [86]
Юмор здесь в том, что секретными сотрудниками охранки были и «товарищ Георгий», и «товарищ Маракушев». Разумеется, каждый из них не подозревал о службе собеседника на ниве доносительства – и оба накатали подробнейшие отчеты…
Не менее курьезный случай связан и со Всероссийской конференцией партии социал-демократов, созванной по инициативе Ленина в 1912 г. Помог ее провести департамент полиции – по своим соображениям заинтересованный в том, чтобы туда попали исключительно представители большевистского толка. «Ленинцам» не чинилось никаких препятствий, зато представителей всех других фракций арестовывали подряд. Наконец, не менее шести агентов охранки участвовали в этой самой конференции. А выдвинутый в Государственную думу и успешно туда попавший делегат большевиков Роман Малиновский был по совместительству и агентом охранки…
Не зря во время Февральской революции «возмущенный народ» отчего-то первым делом бросился поджигать здания Московского и Петроградского охранных отделений – хотя, если рассудить логично, подавляющее большинство простого народа понятия не имело, по каким адресам пребывают эти конторы без вывесок. Однако и оставшихся документов достаточно для самых пикантных открытий… Так, выяснилось, что в Советах рабочих депутатов, сыгравших огромную роль в февральском перевороте, насчитывалось более тридцати осведомителей охранки. Один из них был даже председателем одного из Советов, трое – товарищами (т.е. заместителями) председателя, двое – редакторами «Известий» народных депутатов, один – председателем Союза деревообделочников. Секретным сотрудником оказался Николаев-Ассинский, член комиссии по… ревизии Красноярского охранного отделения!
Несколько лет назад одно из весьма демократических изданий попыталось изобличить в работе на охранку И.В. Сталина. Увы, автор разрекламированной фальшивки совершенно не знал истории – общая беда наших интеллигентов. Был напечатан фотоснимок с машинописного сообщения начальника одного из губернских охранных отделений другому, где сообщалось: «К вам выехал провокатор Джугашвили». В погоне за максимальным эффектом тот, кто состряпал эту «липу», не дал себе труда озаботиться изучением принятых некогда в охранном отделении правил секретного делопроизводства…
Фраза о «провокаторе Джугашвили», которого надлежит встретить и привлечь к работе, правдоподобна точно так, как депеша из берлинской штаб-квартиры гестапо своей мадридской, скажем, резидентуре, имеющая такой вид: «К вам выехал нацистский шпион, примите и создайте условия для работы»…
Завербованные охранкой или жандармерией агенты именовались в секретной переписке исключительно «секретными сотрудниками» или просто «сотрудниками». Сплошь и рядом их настоящую фамилию знал только работавший с агентом офицер. Существовало, кроме того, особое циркулярное указание: «Сотруднику для конспирации обязательно дается кличка, непохожая на его фамилию, отчество и присущие ему качества, под этой кличкой-псевдонимом он и регистрируется по запискам и агентуре».
Более того: кличка подбиралась так, чтобы посторонний, по какой-то случайности узнав ее, не мог провести никаких аналогий не только с фамилией, но и полом, национальностью, вероисповеданием, внешним обликом, характерными приметами. Мужчина мог зваться «Пелагея» или «Зина», женщина – «Сидорыч», врач – «Мужиком» и т.д. Будь вышепроцитированная бумага и в самом деле о Сталине, она, вероятнее всего, выглядела бы иначе: «К вам выехал секретный сотрудник Блондин». А то и – «Блондинка».
Всех имен тех, кто работал на охранку, будучи прилежным членом партии большевиков, мы не узнаем уже никогда. Начальник Петербургского охранного отделения генерал Герасимов вспоминал в своих написанных в эмиграции мемуарах, что со многими своими агентами в среде большевиков поддерживал отношения лично, не внося их имена в какие бы то ни было документы и не докладывая о них в Департамент полиции (именно в архиве Департамента, несмотря на гибель московских и петербургских бумаг, и сохранились имена агентов). Герасимов рассказывал еще, что, уходя из Охранного отделения, он предложил наиболее ценным из своих агентов выбор: либо они переходят на связь к его преемнику, либо оставляют службу в охранке. Многие выбрали последнее – эти-то имена и останутся тайной навсегда…
