Хотя бы это. От этих слов у меня сжимается сердце. И я продолжаю свои попытки.
Внезапно Лэтам хватает меня за волосы, дергает назад. К моему горлу прижимается холодный клинок.
– Остановись, или она умрет, – приказывает Лэтам.
Брэм замирает. Меняется в лице – теперь на нем отражается ужас.
– Отпусти ее. – Это не приказ, а мольба.
Я чувствую горячее дыхание Лэтама на своей шее, и меня охватывает тошнота.
– Ты не оставил мне выбора, маленький Костолом. Я надеялся продлить удовольствие – ведь чем медленнее она будет умирать, тем ценнее станут ее кости. Но, похоже, ты слишком ловок, а я не могу позволить тебе испортить дело.
Я пытаюсь вырваться, но хватка Лэтама слишком крепка. Хотя у него и повреждено колено, его руки сильны.
Когда я пинаю его, он вжимает нож в мое горло, и я чувствую, как по нему течет теплая кровь.
– Перестань. – Брэм молит его.
– Ты любишь ее?
Брэм колеблется, на его лице отражается сразу несколько чувств.
Лэтам с силой прижимает меня к себе, и я едва сдерживаюсь, чтобы не закричать.
– Ты. Ее. Любишь?
– Да! – кричит Брэм.
– Отлично, – удовлетворенно произносит Лэтам. – Мы все должны испытать любовь, прежде чем умрем. Это делает наши кости намного, намного мощнее.
Его нож вонзается между моих ребер, и я чувствую острую боль, которая тут же уступает место онемению, настолько полному, что мне начинает казаться, что я только вообразила себе, будто в меня вошел клинок. Лэтам отпускает мои плечи, и я, спотыкаясь, ковыляю вперед. Я смотрю вниз и вижу расплывающуюся на моей блузке кровь. Но это происходит словно во сне – если бы я и впрямь умирала, боль была бы острее. Я прикладываю пальцы к ткани и вижу, что на них краснеет кровь.
Кто-то кричит.
Брэм бросается ко мне, его лицо искажено. Я хочу спросить, не травмирован ли он, но не могу. Он подхватывает меня, и мы опускаемся на пол.
Кто это кричит? Матушка?
Брэм прижимает руку к моему животу, но я все равно чувствую, как из меня вытекает кровь.
– Не уходи, – шепчет он. – Не уходи.
Я никуда и не ухожу, но у меня не получается дышать ровно. Я касаюсь его лица. Его щеки мокры от слез.
– Саския?
Я понимаю, что мои глаза закрылись сами собой, и делаю усилие, чтобы открыть их. Лицо Брэма расплывается. Мне знакомо это выражение – точно таким же его лицо было в моем видении, когда он смотрел на свой догорающий дом. На нем было написано такое же безутешное отчаяние.
– Брэм?
– Да? – Он убирает с моего лица волосы, и я чувствую, что и мои щеки мокры – но, может быть, это не мои слезы, а его?
– Метка. – Я выговариваю это слово едва слышно, но, похоже, он все-таки понимает, что я имею в виду. Он поднимает мою руку, и меня душит всхлип. Его большой палец легко касается тонкой розовой линии на моем запястье. Он подносит мою руку к губам и целует внутреннюю сторону запястья. Я дотрагиваюсь до его подбородка, он склоняется ко мне, и его пальцы шарят по моему лицу, как будто он пытается запомнить его. Затем он целует мои виски, щеки, шею под ухом.
Наконец его губы находят мои. Его поцелуй нежен и солон от слез.
Я чувствую такую любовь. Мне так много надо сказать ему, но вряд ли у меня найдутся для этого силы.
– Ты… меня… – Мне не хватает дыхания, чтобы договорить.
Брэм задирает рукав, и я вижу на его запястье красную метку, яркую-яркую.
– Это не первая метка, которую мне подарила ты. – Его пальцы нежно гладят мой лоб, его слезы продолжают капать на мое лицо. Я вспоминаю метку на тыльной стороне его стопы и лодыжке – зеленые каплевидные листья на вьюнке. Из такого же вьюнка Брэм сплел тот венок, который водрузил мне на голову много лет назад. Я слышу конец этой фразы, хотя он и не произносит его. Метка любви не единственная, которую ему подарила я. Но она станет последней.
Я подношу пальцы к его губам и пытаюсь говорить.
– …любишь…
Перед моими глазами пляшут черные точки. И мир окутывает тьма.
Саския домашний учитель
Деклан лежит на полу в осколках стеклянной вазы, которую я разбила об его голову. По его виску течет кровь. Он смотрит на мою руку, сжимающую нож, с таким видом, словно прежде никогда меня не видел. Но в смехе, доносящемся с другой стороны комнаты, отнюдь не звучит страх.
Повернувшись, я вижу Лэтама, который держит матушку, прижав ее к груди и держа у ее горла еще один, более длинный нож. От его смеха мороз бежит по коже.
– Неужели ты думала, что у меня нет другого ножа? Что единственное свое оружие я отдал этому дураку?
– Отпусти ее, – прошу я. – Пожалуйста.
Матушка даже не вырывается, только неотрывно смотрит на меня. Словно просит меня о чем-то – но о чем?
– Так-то лучше. Продолжай.
– Продолжать что?
Лэтам улыбается мерзкой, злобной улыбкой.
– Продолжай умолять.
Почему она не сопротивляется? Не об этом говорила бабуля, когда сказала, что убийства не сойдут Лэтаму с рук.
– Сделай что-нибудь. – Эти слова обращены не к Лэтаму, а к моей матери. Но, похоже, он все равно доволен.
– Делла не сделает ничего, дорогуша. Она знает, что я хочу для нее жестокой смерти, а потому тщится ускользнуть от меня, умерев без мук, и, хотя у нее ничего не выйдет, меня восхищает ее решимость.
Я стискиваю нож и делаю шаг по направлению к Лэтаму. Быть может, мне все-таки удастся причинить ему вред. По крайней мере, нужно попытаться. Но матушка чуть заметно качает головой.
Лэтам неодобрительно цокает языком, и я вскрикиваю от острой боли в ноге. Оглядываю зал и вижу мужчину в черном плаще, притаившегося в темном коридоре. Костолом.
– Спасибо, Ларс, – говорит Лэтам, и мужчина растворяется во тьме. – Считай это предупреждением. Итак, на чем мы остановились?
– Перестань играть в свои игры, Лэтам, – слышится голос матушки. – Не трогай ее. Мои кости дадут тебе достаточно магической силы – более чем достаточно для одного.
– Полно, я делаю это не только ради себя, а ради каждого Заклинателя, чья сила была ограничена Верховным советом. Ради каждого Заклинателя, который не потерял бы близкого, если бы не совет. Ради каждого Заклинателя, которому нелепые правила совета не дают взять судьбу под контроль. Я полагал, что уж кто-кто, а ты, Делла, поймешь меня.
– Я никогда этого не пойму.
Голос Лэтама становится нежным, как будто он нашептывает слова любви.
– Разве не ты всегда говорила, что доведывание должно быть бесплатным? Что правила, установленные советом, благоприятствуют не самым одаренным, а тем, у кого много денег? Ты была права. Если бы не совет, мы с Эвелиной были бы вместе. И, возможно, твой муж был бы сейчас жив, если бы ты была готова нарушить парочку правил.
