– Да это вообще не лучший вид Шотландии. Гленко
[14], Скай
[15]… вот где можно дара речи лишиться.
– Обязательно постараюсь туда съездить, – делаю над собой усилие и разжимаю зубы, – но и здесь тоже неплохо.
Флора фыркает:
– Откуда ты, говоришь?
– Из Техаса.
– Ааа, ну да, тогда понятно.
– И что это значит? – спрашиваю я, а Флора смахивает пух со спортивной формы.
– Что ты, видимо, не привыкла к таким видам.
Ну… да, это правда, только прозвучало это подозрительно грубо, так что я отвернулась.
Может, если я буду ее игнорировать, она уйдет? Общаться с кем-то, кто не обращает на нее внимания, – точно самый большой ее страх.
Я молча смотрю вдаль, а она – на меня, и я прямо чувствую, как в ее мозгу крутятся шестеренки, пока она пытается придумать какой-нибудь язвительный комментарий. Всю эту неделю мы друг друга, можно сказать, избегали, но все же атмосфера в нашей комнате была напряженной. Я так и не поняла, что она имела в виду под «ты недолго будешь моей соседкой», но спрашивать не стала.
Наконец она закатила глаза и без энтузиазма побежала дальше.
– Я уже предвкушаю просто шикарный семестр, – выкрикнула она, чуть не подавившись сарказмом.
Итак, утренняя пытка закончена, я сходила в душ и переоделась в форму. Я иду на первый урок – европейскую историю. Ее ведет доктор Флайт. На вид ему лет девятьсот. По крайней мере хотя бы понятно, почему он так хорошо знает историю – воочию застал все эти эпохи.
Только к концу недели я начала понимать его акцент. Он не шотландец, а англичанин, но говорит, не разжимая челюсти, а каждую гласную растягивает намного дольше, чем нужно. Сейчас он стоит перед нами, соединив руки за спиной, а брови словно собираются улететь. Я смотрю в тетрадь, зачеркиваю знаки вопроса после «Вильгельм» и подписываю «Завоеватель».
Доктор Флайт продолжает что-то бубнить, я вслушиваюсь как могу, но это нелегко – мне же нужно еще осмотреть класс.
Кажется, здесь когда-то был рабочий кабинет. Окна выходят на внутренний дворик, так что внутрь проникает не очень много света. В классе горят лишь несколько лампочек, отчего здесь еще мрачнее. Столы совершенно обычные, но в классе нет ни доски, ни проектора, у двери не висит флаг, а на стенах нет плакатов с важными историческими датами. Как будто они ничего не поменяли – столы поставили и хватит с нас.
Мне это нравится.
Урок заканчивается. В моем конспекте сегодня не так много вопросительных знаков – это, определенно, прогресс. Я выхожу в холл, и меня окружают супермодели.
Ну, «окружают» – не совсем правильно, потому что их всего две, но очень уж они высокие, с необычайно сияющими волосами. Я поднимаю голову и узнаю их – это девушки, которые обычно ходят вместе с Флорой.
– Привет. Позвольте протиснуться между вами.
Но брюнетка подвигается к блондинке и перекрывает мне путь.
– Кэролайн, – говорит блондинка, – эта не та несчастная маленькая американка, которая заняла место Розы?
– Хмм, – мычит брюнетка, притворившись, что задумалась. – А знаешь, что, Ильзе? Думаю, что это она.
Мимо нас проходят люди, и я оглядываюсь, надеясь увидеть среди них Сакши или Перри. Или хоть кого-нибудь, кто не похож на супермодель и не собирается задирать меня.
Но никто даже не смотрит в нашу сторону, так что я сама по себе.
– Совершенно уверена, что не занимала ничьего места, – говорю я, не оставляя попыток протиснуться между ними.
– Здесь есть только одно место с полной стипендией, ты это знала? – спрашивает Кэролайн. Вблизи черты слишком острые, и красавицей ее не назовешь, но что-то есть в ее ровной осанке и приподнятом подбородке – благодаря им она выглядит более эффектно.
– Нет, не знала, – говорю я, высматривая пути обхода. Новая Милли Скандалистка пока доставляла мне одни неприятности, так что я вернулась к амплуа Милли Скромняги.
Я не удержалась и добавила:
– Я заслужила эту стипендию, но мне жаль, что…
Усмехнувшись, Ильзе подошла ко мне:
– Заслужила. Семья Розы отправляла в Грегорстоун студентов с самого его основания. Это первый год, когда здесь не учится никто из семьи Хэддон-Уэверли.
– Благодаря тебе, – добавила Кэролайн. – Ее просто потрясла новость о том, что они решили дать стипендию какой-то выскочке из низов непонятно откуда.
Я уставилась на них. Я же не виновата! Выскочка из низов? Мы вообще в каком веке живем? Они думают, что я была уличной торговкой цветами?
– А зачем кому-то из ваших подруг стипендия? Разве у вас не целая куча денег? У вас же есть… крепостные крестьяне.
Кэролайн сжала губы, скрестила руки на груди и уставилась на меня:
– Ты что, совсем не понимаешь, как здесь все устроено?
Тяжело вздохнув, я перевесила сумку на другое плечо:
– Нет, поверь. А теперь, пожалуйста, дайте пройти.
Ильзе не унимается:
– Господь милосердный, Флора была права насчет тебя.
Замечательно. Она перешла к тактике «а кто-то там про тебя плохо говорил». Я собираюсь ответить, что мне все равно, что там говорит Флора, и вдруг слышу громкий и четкий голос Сакши:
– Эй, вы двое. Закончили?
Кэролайн и Ильзе повернулись, посмотрели куда-то вверх и увидели Сакши. Ее длинные темные волосы падают на плечи, на лице презрительное скучающее выражение – такое крутое, что я даже взяла его на заметку, начну тренироваться перед зеркалом сегодня же. Что-то мне подсказывает, что оно еще пригодится.
К моему удивлению, это сработало. Подруги Флоры злобно посмотрели на меня, но сдались. Сакс отряхнула руки, словно завершила что-то неприятное, но неизбежное.
– М-да уж, что с них взять – говорит она, качая головой. Она подходит ко мне и обеспокоенно кладет руку мне на плечо:
– Ты в порядке?
– Ага, – отвечаю я, – я же училась в Техасе, так что эти девочки меня не испугают. И их попытка унизить меня такая… оригинальная?
Сакс улыбнулась. Мы идем по коридору, она берет меня под руку:
– Поверить не могу – они все еще переживают из-за Роуз Хэддон-Уэверли. Все уже, двигайтесь дальше, живите настоящим, Боже ты мой!
Она говорит, взмахивая рукой. Я поднимаю голову и смотрю на нее:
– Ты, значит, подслушивала?
Сакши качает головой:
– Неа, ну а о чем еще они могли говорить? В наших кругах тогда такой шум поднялся: как же так, Роуз не поступила, – она снова преувеличенно вздыхает. – Пару лет назад ее отец потерял целое состояние. Лошадиное фиаско.
