Врюсова просыпалась позже. Проснувшись, она не поднималась сразу, потому что спешить было некуда, ибо от Вольдемара вестей нет, только разок как-то звякнула Воброва, узнала, все ли в порядке и где Галина обитает, и после этого телефон замолк на продолжительное время. Но Врюсова не волновалась, она была уверена, что ее час еще придет и скоро Вольдемар опять позовет.
Они были с ним знакомы давно, еще до его второго ареста. Родились и жили в одном городке. Сошлись по случаю. Она молоденькая, а он уже с опытом, уже отсидевший один срок. Он ее и обкатал на первом деле, где она стояла на шухере. Покружились по городам и весям, дай Бог всякому, покупались в деньгах. Вольдемар брал ювелирные магазины как орехи щелкал. Потом задумал большое дело: взять банк, и погорел. Ей подфартило, она прошла по делу как свидетель, а Вольдемар пропарился от звонка до звонка.
Сразу же после суда она переехала в этот город, устроилась работать в гостиницу и повела скучную однообразную жизнь. Думала, что так будет продолжаться долго, но однажды вдруг вновь на ее пороге возник Вольдемар. Это было чудо, что он ее отыскал! Он сильно изменился, огрубел, стал более жестоким, но дела стал проворачивать умнее, чем прежде. И она опять помогала ему.
О Крысе Врюсова услыхала сразу же после появления Вольдемара у нее. Он отзывался о Крысе с восторгом, обещал познакомить, но так и не познакомил.
Крыса иногда появлялся в их городе, первое время Вольдемар с ним провернул пару дел без ее участия, а потом почему-то пути Вольдемара и Крысы резко разошлись. Вольдемар больше не хотел о Крысе слышать, между ними началась тихая война. Оба они промышляли ювелирными изделиями, и то ли Крыса крупно нагрел на чем-то Вольдемара, то ли Вольдемар прижал Крысу, но между ними пробежала кошка, и не кошка, а собака, и даже не собака, а лютый волк.
Галина как-то спросила Вольдемара, что у того произошло с Крысой, но в ответ получила крепкое словцо, и с этого момента перестала интересоваться.
И все было бы ничего, но некстати в их гостинице появился новый администратор: Оксана Воброва. И Вольдемар запал на нее. Врюсова не могла этому противостоять, тем более что сама Воброва не только не сторонилась его, но с первого дня охотно подпустила к себе. Галина была вынуждена покориться обстоятельствам. Между двумя женщинами началась тихая война.
Проснувшись, она потянулась. Дверной проем был без дверей, закрывался старыми шторами. Сквозь них слышно было, как старик, покашливая, топтался в кухне. Старая пружинная кровать под нею заскрипела, он услыхал скрип, понял, что квартирантка проснулась, подал из кухни голос:
— Все царствие небесное проспишь!
— А куда спешить, Николай Михайлович? — еще раз томно потянулась она.
— Кто рано встает, тому Бог дает.
— И что же он вам дал? — спросила, откидывая одеяло.
— Так все, что я имею.
— И что такого ценного вы имеете? — она обвела взглядом бедное убранство комнатки.
— Всему своя цена. Что для тебя пустяк, то для меня бесценно.
— А зачем все это вам? Все равно с собой не унесете в царствие небесное.
— А с собой и не надо уносить. Сам пожил, дам другим пожить.
— До царствия небесного вам еще далеко, — приподнялась на локоть она.
— У каждого свой путь. Одному долго топать, а другому только до поворота.
— Знать бы заранее, где тот поворот? — вздохнула Врюсова.
— А знать не надо. Надо жить. И каждый день радоваться, что нет еще поворота.
— Это не жизнь, это прозябание, — поморщилась она.
— Прозябают те, кто ждет и высматривает каждый день свой поворот, а кто не думает о нем, тому Бог навстречу. Вставай-ка, девонька, иди, умойся, да сбегай в туалет, опорожни свои погреба от всяческих нечистот.
Галина поднялась, глянула в зеркало на себя, натянула на плечи халат, плеснула на лицо водой и побежала в туалет.
Туалет находился на улице почти в конце участка, за сараем у забора. Задняя стенка туалета смотрела на чужой огород. Врюсова заранее, как только появилась здесь, в задней стенке на всякий случай освободила низ досок от ржавых гвоздей. Доски можно было легко развести и выбраться из туалета на чужой участок.
Все это могло и не понадобиться никогда, но к этому приучил ее Вольдемар: всегда должен был быть путь для отступления, если его не было, его надо было приготовить самому. Так она всегда и делала. В квартире, например, которую она снимала до этого, одно окно никогда не закрывалось на шпингалеты.
После туалета прошла по саду, вдохнула в себя его запахи и на мгновение забыла обо всем на свете. Хорошее свойство памяти — время от времени отметать все прошлое. Иначе можно было бы задохнуться им.
Потом, как полагается, умылась, причесалась, потрепала по щекам лицо, натянула на себя джинсы с кофтой и села на табурет с мягким сиденьем за стол, застеленный клеенкой, пить чай, налив себе и старику в большие стеклянные кружки.
Тот, невысокий ростом, щуплый, с бородкой клинышком, расположился на табурете напротив, размешал сахар, и строго сказал:
— Неправедной жизнью ты живешь, девонька.
— Откуда вы знаете, какой жизнью я живу, Николай Михайлович?
— Да я уже большую жизнь прожил, много понимаю. В туалете-то зачем гвоздики из досточек вытащила?
— А вы заметили? Бог простит, Николай Михайлович.
— А простит ли? Не всякому и не всякое прощает.
Но ответить Галина не успела. Во дворе забрюзжала и ворчливо залаяла собака. Старик поднял голову, прислушался:
— Чужой кто-то пожаловал.
Но не успел он подняться с табурета, как входная дверь распахнулась, и на пороге возникли два незнакомых парня. Увидали Врюсову, и один из них бесцеремонно бросил:
— Собирай манатки! Мы за тобой!
— А кто вы? — вырвался из ее горла сип, под сердцем тревожно закололо, глаза неспокойно забегали по стареньким обоям на стенах.
Старик посмотрел на нее, потом на непрошеных гостей и примирительно произнес:
— Так в гости не приходят, господа хорошие. Сначала поздороваться надо.
— Заткнись, дед, не твоего ума дело! — прикрикнул все тот же парень.
— Ума-то, может, и не моего, а хозяин здесь я! — не уступал старик.
В дверях показался Крыса. Остановился, обвел глазами кухню.
Галина сразу узнала его. Помнила фамилию: Найков. Перед убийством Шехова он снимал двадцать третий номер, а потом им интересовалась полиция. Но она тогда сказала, что не помнит его примет. Соврала. Чтобы не быть свидетелем и не светиться в полиции. Ей это совсем было не нужно.
Подручные расступились, пропуская Крысу вперед. Его лицо повернулось к старику:
— Ты хозяин, старик, ты, — подтвердил он. — Пригласи к столу, побалуй гостя чаем.
