В квартире его встретила домработница. Глянула в хмурое лицо, негромко заметила:
— Все образуется, Глеб, все образуется.
Переступив порог, Глеб тотчас направился к шкафу с одеждой. Нашел костюм, в каком был в момент нападения на него. Тот был вычищен и выглажен, сверкал, как новый. Проверил карманы, они были пусты. Глупо думать, что Ольга сдавала в химчистку, не проверив карманы.
Внимательно осмотрел комнату. Куда она могла спрятать письмо? Стал искать. Просмотрел всю одежду, все ящики, все книги. Ничего и нигде. И начал сомневаться, что письмо спрятано. А вдруг оно выпало из кармана в машине «Скорой помощи»? А если письмо кто-то подобрал, и воспользуется тайной Павла? А вдруг… Нет! Все, все! Хватит накручивать себя! Сел за стол в раздумьях.
И в это время в прихожей раздался звонок домофона.
К трубке подошла домработница, спросила что-то и потом заглянула к нему в комнату:
— Глеб, снизу звонит женщина, просит открыть дверь подъезда, впустить к тебе.
— Какая женщина? — не понял Корозов. — Кто?
— Какая-то Шехова.
Глеб тотчас оторвался от своих мыслей. Мимолетно глянул на время. Он еще даже не успел переодеться после больницы, а Шехова уже прилетела следом за ним. Никак не ждал, да и не хотел бы, чтобы она сейчас появилась. Недовольно поморщился. Сбежала, что ли, из больницы. К чему такая спешка? Несется за ним, как угорелая. Странно. Поднялся из-за стола, прикрыл двери шкафа. Пояснил:
— Это вдова моего двоюродного брата. Открой, пусть войдет. И скажи охране за дверью, чтобы пропустили.
Войдя в прихожую, вдова часто дышала, как будто бегом неслась по ступеням. Глеб провел ее в комнату:
— Отдышись, Люба. Никто за тобой не гонится.
С запалом Шехова выдохнула:
— Ты угадал, Глеб. Мне и правда казалось, что за мною гнались. Я не могу избавиться от этого чувства. И не хочу, чтобы в меня снова стреляли, — окинула взглядом комнату. — Как только ты покинул больницу, у меня словно ноги подкосились, за каждым углом стал мерещиться Вольдемар, — она поежилась. — Я не выдержала, бросила все и кинулась следом за тобой, — заглянула ему в глаза. — Ты прости, что я так наскоком! Разреши остаться здесь.
Глеб в душе усмехнулся, зачем спрашивать, ведь она прекрасно знает, что он не выставит ее за дверь.
— Ты уже здесь, — сказал. — Располагайся. Я покажу твою комнату. А потом домработница поможет тебе обрядиться в домашний халат. Она лучше меня знает, что где взять.
— Спасибо, Глеб, не стоит уделять мне столько внимания. Комнату я могу тоже с домработницей посмотреть, как и переодеться! — воскликнула она.
— Ну как хочешь, — сказал Глеб и, оставив ее с домработницей, поехал на работу. Вечером домработница ушла домой, вдова осталась в квартире одна.
Подошла к двери, прислушалась, за дверью топтались охранники. Проверила замок. Когда вернется Корозов, неизвестно. Поэтому каждая минута была дорога. Ей просто повезло, что в первый же день она оказалась в квартире одна.
Рано утром, еще на больничной койке, она была раздосадована мыслью, что ей до сих пор ничего не удалось выведать у Глеба о письме Павла. Она определенно напрягалась от этого. Подозревала, что письмо он уже получил, гарнитур нашел, и что тот, возможно, где-то у него дома. Сейчас у нее появился редкий шанс вернуть все себе.
Когда она говорила Корозову, что муж сказал ей о письме, она обманула Глеба. Павел ничего не говорил. Это от водителя она узнала, что сначала Павел заезжал на почту, отправил какое-то письмо. А потом в компьютере на столе мужа нашла не удаленный набросок двух-трех черновых предложений, и по ним поняла, что он отправил письмо Корозову. Последние дни перед убийством мужа события разворачивались так, что она догадывалась — письмо имеет отношение к гарнитуру.
Сразу же от входной двери направилась в кабинет Глеба. Отсюда начала поиски. Предполагала, что письмо и гарнитур не могут быть нигде в другом месте, кроме кабинета. Потратила целый час, все перерыла, нигде ничего не отыскала. Тогда продолжила поиски в других комнатах. Еще час убила на это, но все — пустой номер. Она была взвинчена, даже взбешена. Видел бы сейчас Глеб ее лицо, видел бы он его.
На улице и в квартире стало темнеть, она везде включила свет, снова по второму заходу перерыла кабинет. То и дело выглядывала в окно, и все же чуть не проворонила машину Глеба. Мгновенно закруглила поиски, метнулась в прихожую. Едва успела закрыть дверь кабинета, как на пороге квартиры возник Корозов. Спросил, недоумевая:
— Зачем во всех комнатах свет?
— Мне не так страшно, когда везде горит свет! — быстро нашлась Шехова, подходя к нему. — Стоило уйти домработнице, как стало тихо и жутко. Я и включила свет. Одной как-то не по себе в пустой квартире.
— Ты не одна, — сунул ноги в домашние тапочки Корозов. — За дверью охрана.
— Охрана, — иронически качнула головой она. — Возле Ольги, наверно, тоже была охрана. Что-нибудь удалось выяснить про нее? Полиция что говорит?
— Пока ничего, — помрачнел Глеб. — Ищут.
— Что тебе приготовить? — перевела разговор Шехова. — Кофе или чай?
Пройдя в кабинет, Глеб снял пиджак, повесил на плечики, и отозвался:
— Чай, я люблю чай.
— Я тоже чай люблю, — проговорила она и направилась в кухню. — От кофе цвет лица портится. Я считаю, что это очень вредный продукт питания! Если бы Петр Первый не пил его, он бы прожил значительно больше. — Она скрылась в кухне и стала хлопотать у плиты.
Несколькими минутами позже, переодевшись в домашний наряд, Глеб тоже заглянул в кухню, сел за стол, ожидающе посмотрел:
— Расскажи о себе, Люба, ведь я тебя совсем не знаю, хоть ты и была женой моего двоюродного брата.
Разлив чай по бокалам, она развела руками:
— Ничего удивительного, Глеб, я третья жена у него. Павел был влюбчив, но хорош собой, он любую женщину мог свести с ума. Меня взял напором. Мы с ним прожили около пяти лет, — она тоже села за стол напротив Корозова, придвинула к себе бокал. — Почему ты говоришь, что не знаешь меня? Мы же виделись до его убийства.
— Видеть это одно, а знать это другое. Помнишь, как говорят: семь раз отмерь, а один раз отрежь.
— Человек даже самого себя иногда плохо знает, — произнесла вдова и сделала паузу. Потом пристально посмотрела ему в глаза. — А ты не потерял мой перстень, Глеб? Я хотела бы получить его обратно.
Вопрос резко менял тему разговора, обескураживая Глеба. Вернуть перстень Шеховой он не мог, тот был в банковской ячейке. Но сказать об этом ей он почему-то не хотел. А она с безгрешным беззащитным видом ждала ответа. И ему пришлось соврать:
— Я передал его полиции, они обещали сразу вернуть, как только закончат дело. Но если ты настаиваешь, я завтра узнаю у них, нельзя ли вернуть перстень его владелице?
