Рывком поднимаюсь с постели и бегу босиком в коридор. Толкаю соседнюю дверь, но там, к моей досаде, Рида снова нет. Спускаюсь по лестнице с грацией носорога и спешу к родителям.
Папа читает газету, прищуривая левый глаз, а Грейс помогает Бэт с испанским, который, к слову, девчонка терпеть не может.
— Что такое? — сразу хмурится она, оценивая мой взволнованный внешний вид.
Ничего сказать я не успеваю, потому что слышу, как у дома паркуется бмв вернувшегося сводного брата. Устремляюсь к двери и несусь со всех ног к нему навстречу.
— Рид, — я сгибаюсь пополам, пытаясь восстановить дыхание. — Они… они.
— Знаю, — мрачно отвечает он, направляясь к дому.
— Но за что? Полиция, кто-то выложил фотографию, — сбивчиво говорю я, еле поспевая за ним.
— А ты догадайся, кому это выгодно…
Я в ужасе замираю на пороге, а он, одной рукой набирает кого-то, а второй щёлкает zippo, поджигая зажатую в зубах сигарету. Имя того, к кому он обращается, знакомо мне по той истории с мутным гелентвагеном, в который я чуть не попала волею неудачно наложившихся друг на друга обстоятельств.
В этот же момент мне звонит Ричи. Вот уж общения с кем я старательно избегала эти пару дней.
— К участку пусть едет, — бросает Рид, заметив физиономию Исайи, высветившуюся на весь экран.
Секунды сменяют минуты. Минуты перетекают в часы. Меня в участок он с собой не взял конечно же… И от этого хотелось лезть на стену.
Быть в неведении, что может быть хуже? Слушать произнесённую автоматом фразу о том, что абонент вне зоны доступа и переживать за ребят так сильно, что ни есть, ни спать не получается.
И когда Рид поздним вечером приходит домой, по его лицу я тут же понимаю, что ситуация хуже некуда. Лерой в участке и увидеться с ним он сможет только завтра, как раз к тому времени, как прояснится ситуация.
Роуз всё также не выходит на связь, и это меня тревожит. Что с ней происходит — не ясно, и неизвестность пугает меня, заставляя выдумывать сценарии развития событий, один другого страшней.
Рано утром я не выдерживаю. Просидев всю ночь на подоконнике, и так не дождавшись ответного звонка от подруги, я решаю пойти к ней домой и выяснить, наконец, что к чему.
Я совсем не деликатно стучу кулаком в парадную дверь семейства Онил.
— Роуз!
Прикладываю ухо и определённо слышу голоса.
— Роуз! Открой, пожалуйста! — громко прошу я.
Беспомощно гляжу на задвинутые наглухо жалюзи.
— Роуз! — кричу, надрывая горло.
— Детонька, ну может нет их, — возмущённо рявкает весьма агрессивная на вид старушенция, сжимающая в руках поливочный шланг. Соседка Роуз, я её помню. Противная дамочка.
— Онил! — барабаню в дверь, что есть силы и отхожу назад, качая головой.
Сажусь на деревянные ступеньки и чувствую, что ещё немного — и разрыдаюсь от отчаяния.
К моему удивлению, дверь распахивается, и на пороге появляется мать Роуз, облачённая в строгий брючный костюм.
— Уходи отсюда, иначе я вызову полицию, — предупреждающе звенит холодом её голос.
Она спускается по лестнице и следует к машине, а я, замерев от изумления, смотрю на то, как моя подруга, сжимая пальцами ручку чемодана проходит мимо, лишь на секундочку задерживая на мне виноватый взгляд.
— Роуз, милая, — вскакиваю на ноги. Преграждаю ей путь. Обнимаю, целую, но она молчит и торопливо дёргает ручку от чемодана. — В чём дело? Ты уезжаешь, Роуз? Почему ты не отвечала на мои звонки?
Идёт, не останавливаясь. Я ничего не понимаю. Её мать открывает багажник, и они поднимают чемодан.
— Куда вы так скоропостижно отправляете её, Элис? Когда она вернётся? Это надолго?
Стерва молчит, и мазнув по мне безразличным взглядом, опускает на глаза солнечные очки.
— Минута, — произносит сухо и открывает водительскую дверь.
Роуз вдруг поворачивается ко мне, и её красные, с полопавшимися сосудами глаза, наполняются слезами. И я понимаю: плакала всю ночь. На меня смотрит измученная страданиями девочка. И как я понимаю, проигравшая битву со своей матерью.
— Я люблю тебя, Смит. Таких, как ты, больше нет…
Эти слова ошарашивают и пугают. Она словно прощается. Я чувствую, как мои щёки становятся влажными. Роуз порывисто обнимает меня, крепко, как никогда, стискивая в объятиях.
— Я буду очень скучать по тебе, Смит. Невероятно сильно…
— Как же так? Ты уже уезжаешь? — отказываюсь верить в происходящее я.
Беру её холодную ладонь и сжимаю тонкие пальчики.
— Так надо, иначе…
Вздыхает так тяжело, что я понимаю: беда…
Её мать недовольно сигналит. Роуз выдёргивает руку и садится в машину, напоследок окинув меня грустным взглядом.
— Роуз, — я спешу за ней, но Элис уже газует, и хонда срывается с места, обдав меня парами бензина и столбом пыли.
Я обнимаю себя руками и до крови закусываю губу. По моим щекам ручьём льются слёзы, застилая обзор.
Какое-то время я смотрю ей вслед, а затем сажусь прямо на бордюр.
Мне становится очень больно, когда последний кусочек пазла вдруг встаёт на место…
Глава 83
Исайя
Я смотрю на неё и не верю, что в эту нашу с ней выпускную ночь всё происходит по-настоящему.
Как давно я поехал на этой девчонке?
Сколько раз, закрывая глаза, представлял как буду сжимать её в своих руках? Горячо и сладко целовать мягкие губы, пропускать сквозь пальцы длинные, шелковистые кудри.
Дженнифер — всегда нереально красивая, но сейчас особенно…
Она снимает платье — и это выглядит в разы круче, чем то, что я неоднократно представлял себе.
На ней бежевое кружевное бельё, подчёркивающее золотистый загар и спортивное, но невероятно женственное тело. Мне бы начать моргать, но я, совсем одуревший от того, что происходит, смотрю не мигая на то, как она приближается.
У меня было много девчонок. Пожалуй, даже слишком много, учитывая, что мне всего восемнадцать… Разных: рыжих, блондинок, брюнеток… Милых и скромных, раскованных и дерзких. Но Дженнифер Смит — всегда была той, о которой я мог лишь мечтать. Ведь казалось, что через клеймо нашей крепкой дружбы она не сможет переступить никогда…
Казалось…
В один момент я вдруг понял: она сомневается. Просто боится сменить ракурс и взглянуть на меня по-новому. И не знаю, что там произошло во вселенной, но мои попытки объяснить ей, что мы обязаны попробовать стать чем-то большим, чем просто друзья, наконец, увенчались успехом.
