— Евлампия, — догадался душа талисмана.
— Она, — согласился Рыбич. — После возвращения Лукерьи я кольцо отобрал и в своей сокровищнице в тайной пещере на дне мутного омута спрятал, — прислушался к тишине, покрутил головой по сторонам, удовлетворенно хмыкнул, поняв, что никто их не подслушивает, но на всякий случай понизил голос. — Туда даже сомы не заплывают. Откуда чертовка узнала, что оно там, ума не приложу. Думаю, опять без Лукерьи не обошлось. А тут твой красавчик с удочками нарисовался да вляпался в трясину у берега, которую я специально развел, чтобы парни больше к озеру не подходили. А когда я его вытаскивать начал, оказалось, она его уже поцеловала, как только луна появилась. Сам знаешь, что летом так бывает. И Солнце еще светит, а Луна уже выглядывает. Пока я Евлампию хватился, она уж улизнула.
— Так он же ее любить должен вечно и ходить за ней как неприкаянный, — удивился душа. — А тут в мою хозяйку влюбился. Что-то тут не сходится. Не пойму чего. Не пояснишь? Наверняка еще какой-то секрет есть.
— Да нет секрета. Ты, похоже, невнимательно слушал, — попенял ему Рыбич. — Ведь если русалка того, кто кольцо ей надел, сама отпустит и снова поцелует, освобождая от клятвы, то тот больше не будет от нее зависеть.
— Ха, — хмыкнул душа и с укором сказал. — Этого ты не говорил. Я всегда внимательно слушаю.
— Говорил, что можно парня освободить, — заспорил с ним Рыбич.
— А что снова нужно поцеловать, не говорил, — не согласился душа, но спорить не стал. — Ладно, проехали. Основное понятно. Выходит, Евлампия нашего Сашеньку от себя освободила. Приятно слышать. А сейчас-то что случилось? Почему он теперь к другой прилип? Кольца ведь у нее нет, как я понял.
— Нет. Оно так с Евлампией и ходит где-то. Я и сам сначала не понял, что произошло, потому и отправил вас к друзьям, а сам к Лукерье кинулся и Авдотью заговорщицу прихватил. Там и выяснил, что вышло.
Рыбич поднялся, отряхнул сухую траву, прицепившуюся к штанам, стал нервно расхаживать взад-вперед перед собеседником, пытаясь сформулировать свои мысли более четко, чтобы тому стало понятно. Потому что пока выяснял сам у двух русалок, что те натворили, у него чуть мозг не вскипел. Сначала от их обрывочных фраз, в которых ничего не было связного, а затем от злости, когда понял, что случилось. Наконец, заговорил, когда дед в красной рубахе стал хмыкать «ну, что там?», подгоняя его:
— Авдотья вчера увидела твоего красавчика и вспомнила его. Ведь они вместе с Евлампией договорились, что сбегут из озера, сначала одна, затем другая, когда первая к озеру вернется и второй кольцо отдаст. А та не вернулась до сих пор. Почему? Авдотья само собой не знает. И тут твой снова заявился и в воду полез. Да еще явился с… — хотел сказать «с девкой», но посмотрев на деда, не стал, ведь теперь Анька это тоже он. — С хозяйкой твоей. Поняла, что тот свободен от русалочьей клятвы, вот и поцеловала его в надежде, что обернется девицей и без кольца. Но план не сработал. Полнолуние-то еще не наступило. Как Авдотья мне плакалась, хотела она всего лишь найти Евлампию и узнать, что с ней сталось. Хитрит, конечно.
— Знамо дело хитрит, — поддакнул ему душа, тоже поднялся с земли и, положив руку на плечо Рыбичу, остановил его нервные расхаживания. — Остановись, у меня в глазах от тебя рябит.
— Ох, да, извини, — повелитель рыб встал напротив собеседника, схватился за бороду и стал ее гладить, успокаиваясь. — Взбесили меня эти мокрицы. Хочу засушить их на солнце, чтобы другим неповадно было меня ослушиваться. Да жалею, дурех. Ладно, решу, что с ними делать. Потом.
— Надеюсь, — вполне серьезно сказал душа.
И Анька поняла, что он одобряет наказание непослушных русалок самым жестоким образом. Вот ведь, не совсем он и душка, как ей казалось до сего времени. А с другой стороны, сами виноваты. Нечего к людям лезть и ее Сашечку к себе приманивать. Вот и вторая прицепилась, хотя по прошлым рассказам Дюхиной Лены ему хватило и одной. Услышала Рыбича:
— Разозлилась Авдотья, что не вышло с поцелуем, решила последовать совету Лукерьи и заговор на него наложить, чтобы в полнолуние его к озеру снова подманить. А пока раздумывала делать или нет, эти тут развиться начали и позы разные пробовать. Завидно ей стало, ну и решила из вредности воспользоваться заклятьем, которое навсегда целованного к озеру привязывает. Мерзкая штука. И снять проблемно. Опять Лукерья наследила. Из закромов моих вытащила и дурехе подсунула.
— Та-а-ак, — медленно протянул душа талисмана, почесал седую бороду под подбородком и сказал раздраженно. — Пора тебе их наказать. Да хорошенько. И нечего жалеть. Вон какую докуку тебе устроили, злыдни.
— Накажу, непременно, — согласился Рыбич. — Только вот в чем проблема-то нарисовалась. Заклятье я снял вчера…
— Как снял? — удивился душа, перебивая собеседника. — А чего тогда парень-то в неадеквате? Что-то темнишь ты, голубчик, — и пристально уставился в глаза Рыбичу.
— Снял, это точно. Только часть, не все, — потупился хозяин омута. — Сам сначала не понял, как так вышло. Никогда у меня подобного не было.
— Ну и что же тогда приключилось? — насторожился душа. — Не нравится мне все это, ох как не нравится.
— И мне не нравится, но суть такова, что… — Рыбич замолчал, обдумывая какими словами сказать ему о приговоре Ксандру, почесал затылок, стряхнул невидимый мусор с головы.
— Да не тяни ты, — начиная злиться, подстегнул его душа. — Быстрее говори, а уж там решим, что дальше делать со всем вашим семейством.
— А ты не наезжай, — тоже обозлился Рыбич. — Сам я с ними разберусь, и не твое дело, как наказывать буду, — но увидев нехороший огонек в глазах оппонента и понимая, что ссора с потомком Стрибога обернется для него большими неприятностями, даже страшнее, чем ослушание русалок, взял себя в руки. Он помнил, как тот гонял на озере двухметровые волны и грозился осушить водоем, организовав торнадо. И в том, что Стрибожьич так сделает, Рыбич не сомневался. Поэтому, с трудом погасив свой гнев, продолжил более миролюбиво. — Извини, вспылил. Не будем ссориться, хорошо?
— Не будем, — согласился душа. — Этим делу не поможем, — уселся обратно на траву, вытянув ноги, сорвал длинную травинку и стал ее жевать, но сморщившись, сплюнул. — Горькая, зараза, — поднял голову, рассматривая собеседника. — Выкладывай, Рыбич, не тяни.
— Сейчас расскажу, — повелитель рыб подошел к озеру, зачерпнул рукой воду и ополоснул лицо, повернулся к душе талисмана, у которого уже заканчивалось терпение, и начал говорить. — Заклятье притяжения я могу снимать. С трудом, с огромной тратой энергии, но снимаю. В моих силах это сделать. Хотя и редко, но русалки чудят, так что слова противозаклятья знаю наизусть. Вот и вчера стал делать как обычно. А поцелуй-то на лбу парня все горит и горит. Теперь понимаю, что каким-то образом к нему вернулся старый приворот от прежней русалки, Евлампии. Что-то между этими заклятьями пересеклось и в таком виде замкнуло. А так как кольцо Живы еще у нее, то приворот этот я снять не могу, он сильнее меня.
