Мама как всегда встретила меня у дверей, прижимая Хьюсона к груди. Я бросаюсь к нему, протянув руки, но он цепляется за маму, не желая даже смотреть на меня. Такого раньше никогда не случалось. С таким же эффектом мое сердце можно было бы прокрутить в фарш. Слезы катятся по щекам, когда я следую в дом за мамой. Она опускает Хьюсона в манеж и оборачивается, заключая меня в объятия.
– Не плачь, милая. У него просто такой период. Это его способ наказать тебя за то, что ты не рядом. Дай ему время, и он придет к тебе. – Она гладит меня по руке и утирает слезы. – Все будет хорошо.
Мама оказалась права, чуть позже Хьюсон разрешил взять себя. Я баловала его весь день, и он не слезал с моих рук.
В этот вечер я неспешно готовила его ко сну. Наполнила ванну резиновыми уточками, которых он обожал, и присоединилась к нему. Мы отлично провели время плескаясь, и выбрались из ванны только когда вода окончательно остыла. Одев нас в пижамы, я крепко прижимала его к груди, пока он пил из бутылочки. Тихим голосом я рассказывала ему сказку, а на заднем фоне негромко звучал U2. Я говорила ему о Кэле, и он уснул под мой шепот и рассказ об отце.
В воскресенье утром я отвела его на местную игровую площадку, где качала на детских качелях и катала с горки, держа на коленях. Днем мы купались в бассейне с подогревом на территории дома бабушки и дедушки, пока мама читала в шезлонге, украдкой наблюдая за мной. Ей казалось, что я не вижу. Мамина любящая улыбка и радостный смех моего сына наполняли сердце радостью.
Я задержалась у кроватки сына в это воскресенье дольше, чем обычно, глядя на своего прекрасного мальчика, обуреваемая противоречивыми чувствами. Его грудь вздымалась и опускалась, пока он спал с улыбкой на губах. Волосы с каждым днем становились все длиннее и темнее, совсем как у его отца. Я окинула взглядом его лицо, отмечая линию волевого подбородка, широкий нос и золотистую кожу. Представилось, что, попроси я у Александры детские фотографии Кэла, получилось бы, словно малыш смотрит в зеркало. За исключением ямочки на щеке, все его черты копировали Кэла.
Что он подумает, когда узнает?
Вряд ли он планирует становиться отцом в семнадцать, и это стоит иметь в виду. Опять же, я привыкла к сложившейся ситуации и не могу теперь представить свою жизнь без Хьюсона. Несмотря на то, что я похоронила свою мечту стать писателем, что в некоторые дни я устаю как собака и мне хочется сдаться и все бросить, я ни о чем не жалею. Мою любовь к этому маленькому мальчику невозможно выразить словами.
Я готова свернуть горы, чтобы обеспечить его всем необходимым. Я хочу, чтобы он рос счастливым и окруженным заботой, чтобы он знал, что любим.
Может, я не планировала этого, но не могло быть лучшего подарка, чем новая жизнь, зачатая с любимым человеком. Я надеюсь, что, когда Хьюсон вырастет, он будет сочетать в себе лучшие черты нас обоих.
Нет, глядя на мое драгоценное чудо, крепко спящее в своей кроватке, я не жалею, что привела его в этот мир. Я жалею только о том, что оставила в стороне его отца.
Кэл уже упустил так много, и я не смогу винить его, если он не простит мне этого. Даже если он возненавидит меня, если не захочет иметь со мной ничего общего, у меня всегда будет эта маленькая его частичка.
Очень нежно я провожу кончиками пальцев по личику Хьюсона. Он ворочается, и на его губах появляется улыбка. Мое сердце переполняет любовь. Ни один ребенок не будет так любим матерью.
Я молюсь, чтобы Кэл ощутил то же самое. Неважно, что он почувствует в отношении меня, когда услышит новость, но я надеюсь, что он захочет наладить отношения с сыном.
Я хочу этого ради Хьюсона.
Я хотела этого ради Кэла.
Глава 20
Лана
В этот раз покидать Хьюсона было особенно тяжело, потому что я знала, что не увижу его до следующего воскресенья. Чувство вины подтачивало мою решительность, и велико было искушение написать Кэлу и отменить свидание в честь восемнадцатилетия. Однако, как только я увидела его, ждавшего меня через дорогу от остановки и выглядящего сексуальнее, чем дозволено простому смертному, все мои благородные намерения улетучились. Я подбежала к нему, он подхватил меня на руки и закружил. Его губы страстно впились в мои. Мы отчаянно пожирали друг друга, будто не виделись два года, а не пару дней.
– Я очень соскучился по тебе, детка, – говорит он, прижимая меня к своей груди, когда мы отрываемся друг от друга. – Останься на ночь со мной, пожалуйста. Бретт уехал на игру, и у нас есть место, где мы можем побыть вдвоем. Я просто хочу обнимать и целовать тебя. Никаких других планов. Не могу остаться без тебя сегодня вечером.
– Хорошо. – Я отправляю короткое сообщение Оливии, пока Кэл везет нас к его общежитию.
– Мне нравится, как вы тут обжились. – Стоило нам войти в грязную комнату, как захотелось съязвить. Большой постер U2 висит над его кроватью. По полу разбросана одежда и пустые коробки из-под пиццы, а стол уставлен пивными банками. Обе кровати не заправлены. Я качаю головой. – Все такой же неряха.
– Я хотел прибраться перед твоим приездом, но потом решил, что это бессмысленно. Ты и так знаешь все мои дурные привычки и все равно любишь меня.
Я самодовольно усмехаюсь, показав идеально ровные белоснежные зубы. Плюхнувшись на свою кровать, он хлопает по месту рядом с собой.
– Ни за что. Я не пойду в эту кровать, пока не поменяю постельное белье.
Он закатывает глаза и утыкается носом в одеяло, затем морщится.
– Не так уж и воняет.
– Что и требовалось доказать, – упираю я руки в бедра. – Свежее белье, пожалуйста.
Я меняю белье, пока Кэл убирает разбросанную грязную одежду и пустые коробки. Затем мы переодеваемся – я в пижамные шорты и майку, Кэл в спортивные штаны – и уютно устраиваемся в кровати, чтобы посмотреть фильм на его ноуте. Я ложусь на его обнаженной груди, испытывая на прочность свою силу воли. Кэл поджарый, с четко очерченными мускулами, и мои руки непроизвольно блуждают по его телу.
– Пристаешь ко мне? – игриво спрашивает он. Отпираться нет смысла. Тем более в момент, когда мои пальцы тщательно исследуют каждую впадину и изгиб его пресса.
– Ага. Что-то не так?
Он смеется.
– Нет, черт возьми. Не останавливайся. – Одной рукой он крепко обнимает меня за талию, а другой играет с моими волосами. – Лана, – шепчет он.
– Да, – шепчу я в ответ, подняв глаза на него.
– Я люблю тебя.
В моих глазах стоят слезы.
– Я тебя тоже.
Я хочу, чтобы это было правдой. Очень-очень сильно хочу. Хочу, чтобы между нами больше не осталось секретов. Никакого риска, что все развалится. Не тогда, когда все стало наконец таким утонченным. Таким идеальным. Таким правильным. Наше время близится к концу, и я цепляюсь за него, как утопающий за соломинку.
