Величие момента поразило меня, хотя я все еще был в замешательстве, но мне стало жаль Лану. Я злился из-за того, что мне отказали в удовольствии разделить это с ней.
– Я должен был находиться там с тобой.
Ее нога беспокойно постукивает по покрытому ковром полу, и она нервно кусает губы.
– Как бы ты поступил, если бы я сказала тебе тогда?
Я откидываюсь на спинку дивана и, вздохнув, гляжу в потолок.
– Я не уверен, – признаюсь я. – Но я бы не бросил тебя разбираться самостоятельно.
– Я была не одна. Мама и папа очень меня поддерживали.
– Я должен был стать твоей поддержкой, – рычу я. – Поддержкой нашего ребенка.
Мой голос срывается, и я начинаю терять контроль над своими чувствами. Я на взводе. В одно мгновение я чувствовал боль и гнев, в другое – счастье и трепет, потом печаль и обиду. Голова болит, и я не смог бы описать свои чувства, если бы вообще пришлось их описывать.
– Я зол, что ты прошла через это одна и даже не сказала мне. Знаю, что между нами все было кончено, но как ты могла так поступить со мной, Лана? Как ты могла отказать мне в этом?
– Хотела бы я повернуть время вспять. Действительно хотела бы.
– Но ты не можешь. И именно я пропустил… – Голова шла кругом. – Сколько ему?
Она сглатывает.
– Через пару недель будет полгода.
Вздох вырывается из моего рта, и я роняю голову на руки.
Я не могу. Просто не могу.
Я поднимаю голову, слезы застилают глаза.
– Я никогда не смогу наверстать это время. Как ты могла поступить так со мной, Лана? Девушка, которую я знал, никогда бы так со мной не обошлась.
Ее нижняя губа дрожит, а в глазах стоят слезы, но она не плачет. Держит себя в руках.
– Я знаю, – шепчет она, ее лицо искажается. – Но я не та девушка.
Я пристально всматриваюсь в ее лицо. Я вижу многое от той Ланы, но она права. Она изменилась. Как и я.
– А я не тот парень, которого знала ты.
Правда.
– Что мы будем делать дальше? – Она облизывает губы и ерзает на месте, положив руки на колени. – Я имею в виду, что будет с нами?
Я, онемев, смотрю на нее, будто в оцепенении. В комнате повисает сильное напряжение.
– Я не знаю, что сейчас чувствую, – признаюсь я. – Все, чего я хотел, была честность, Лана. Я так много просил?
Пронзительный крик раздается из устройства на столе. Изображение на экране расплывчатое, но по нему видно, что ребенок проснулся, его легкие работают должным образом, и плач теперь набирает силу. Лана вскакивает, глядя на часы.
– У него четкий распорядок, вероятно, он ищет бутылочку. – Она быстрыми шагами направляется к двери. Обернувшись через плечо, она бросает: – Если хочешь, можешь покормить его.
Я сглатываю, во рту пересыхает. Я медленно киваю, до конца не осознавая. Ее ответная улыбка сияет, пока она не скрывается за дверью.
Я в изумлении наблюдаю через монитор, как она входит в комнату, поднимает ребенка, прижимает к груди, бормочет успокаивающие слова, качает его на руках.
– Все хорошо, милый. Я понимаю.
У меня в горле встает ком, перехватывает дыхание. Пот струится по лбу.
– Папочка здесь. И он даст тебе твою бутылочку, – продолжает ворковать она.
Дрожь озноба проходит по моей спине, а во рту становится горько от желчи.
Я начинаю лихорадочно вышагивать по полу.
Я не знаю, что делаю.
Я не могу этого сделать.
Могу ли я заботиться о ребенке, если даже о себе позаботиться не могу?
Это было ошибкой.
Мне пока не следовало сюда приезжать.
Я не готов справиться с этим.
Лана думает, что я смогу включиться в роль. В ту роль, в которой она отказывала мне на протяжении шести месяцев, и что все будет солнечно и радужно.
Что ж, не будет.
Полная лажа.
Меня охватывает паника, и я не могу ясно мыслить. Сердце бешено бьется, рубашка прилипла к спине.
Мне нужно выбраться отсюда.
Я выбегаю из комнаты, сбегаю по лестнице и вылетаю через парадную дверь.
Забираюсь во внедорожник и переключаю передачу. Не оглядываясь, срываюсь с места, стараясь как можно скорее увеличить расстояние между собой и этим домом.
Глава 27
Лана
Мое сердце замерло, когда я вернулась в гостиную, а Кэла и дух простыл. Не было необходимости проверять. Я знала, что он ушел. Я устроила Хьюсона у себя на руках и начала кормить из бутылочки, пока по моему лицу катились слезы.
Я понимала, что не могло быть все так хорошо.
Возможно, я слишком давила.
Это ужасно сложно осознать. У меня были месяцы, чтобы привыкнуть к этой мысли, у него – меньше суток. Мои слезы высохли. Ему просто нужно больше времени, чтобы привыкнуть. Чтобы разобраться в своих чувствах.
Я верила, что он примет верное решение.
Я могла подождать.
Мы могли подождать.
* * *
Я не стала рассказывать маме, что Кэл испарился прошлой ночью, потому что не хотела ловить хмурые взгляды и слышать «Я же тебе говорила». Я сказала ей, что нам над многим предстоит потрудиться, но пока все в порядке.
Это значит, еще одна ложь в целом море лжи, правда?
В понедельник Хьюсону стало лучше. Он пока не вернулся к своему привычному состоянию, отсыпался, но температура вернулась в норму, и все бутылочки он выпил по расписанию. Мне было тяжело от мысли, что придется его покинуть, и хотя я не любила пропускать смены в центре, я приняла решение задержаться еще на одну ночь, собираясь поехать первым автобусом до Университета Флориды, так что занятия пропускать не придется.
Я поцеловала сына в лоб и на цыпочках вышла из комнаты, когда забрезжил рассвет утра вторника. Я снова плакала. Было ощущение, что я плакала всегда в такие дни, но я поклялась, что оставлю эту привычку в прошлом.
Я должны стать сильной.
Ради Хьюсона.
Ради Кэла.
Ради себя.
* * *
После занятий я рассказываю обо всем Лив, она внимательно слушает, ни разу не перебив и не напомнив, что она предупреждала: все так и получится.
– Что ты собираешься делать?
– Дать ему немного времени. Пусть обдумывает это столько, сколько понадобится. – Да, меня это убивает, так как он снова стал неотъемлемой частью моей жизни, и я безумно скучаю по нему, но я не могу быть эгоисткой. Нельзя торопить его. – Я доверяю Кэлу, – честно говорю я. – Он примет верное решение.
