Я теперь не работаю волонтером в центре, поэтому у меня появилось больше свободного времени. Это может закончиться плохо, если не продолжить нагружать себя, так что я собираюсь воспользоваться возможностью и заняться двумя вещами: поработать над своей книгой и выяснить, можно ли будет жить в университете в следующем семестре. Когда я пару недель назад сказала маме, что не хочу больше здесь оставаться, я говорила серьезно. Я хочу, чтобы мы все избавились от влияния моей бабушки.
Я узнала, что на территории кампуса есть семейное жилье и детское учреждение – «Детеныши Аллигаторов» – и активно занялась изучением возможности попасть туда с Хьюсоном. Мне хочется, чтобы мама могла спокойно жить с папой в Коннектикуте. Конечно, она закатит скандал, но я готова и к этому. В крайнем случае добьюсь от Кэла финансовой поддержки для Хьюсона, так что все должно получиться. Главным вопросом остается оплата обучения в следующем семестре. На следующей неделе у меня запланирована встреча с администрацией, чтобы уточнить, смогу ли я получить стипендию. Выбранный мной путь не выглядит легким, но я собираюсь сделать все, что в моих силах, чтобы не зависеть от денег бабушки и дедушки. К тому же у меня оставалась еще одна идея как раздобыть денег, хотя шансы были не велики.
* * *
Во вторник вечером я одна из последних покидаю библиотеку и очень устаю к тому времени, как добираюсь до общежития. Из тени выступает силуэт, я вскрикиваю.
– Тише, Лана. Это всего лишь я, – говорит Кэл, пока я пытаюсь успокоить колотившееся сердце. Он засовывает руки в карманы джинсов и неловко смотрит себе под ноги. – Мы можем поговорить?
– Да, конечно, – выдыхаю я.
Он отводит меня к своему внедорожнику, и мы забираемся внутрь. Атмосфера кажется напряженной, пока я жду, когда он заговорит. Он прочищает горло, и я поворачиваюсь к нему лицом. Даже в тусклом освещении в салоне машины отпечаток напряжения последних дней отчетливо виден на его лице. Под глазами залегли тени, подбородок покрывает многодневная щетина, уже походящая на бороду. Похоже, он не брился несколько недель. Губы сжаты в тонкую полоску, а на лице ни кровинки.
Он выглядит так же плохо, как я себя чувствую.
– Прости, что сбежал. Я не должен был этого делать, но я перепугался, – пускается он в объяснения.
– Все в порядке. Я знаю, что ты был в шоке.
Он хмурится, когда его взгляд падает на мою шею. Я инстинктивно касаюсь рукой повязки.
– Что случилось?
– Ничего.
– Черт возьми, Лана! Неужели недостаточно было между нами лжи? Мало недоговорок?
У меня неприятно скручивает живот. Я медленно киваю и объясняю, что случилось.
– Ты должна была рассказать. Я бы поехал с тобой в больницу.
– Ты со мной совсем не разговаривал, и я не была уверена, захочешь ли ты знать.
– Конечно захотел бы! Да, между нами сейчас все пошло наперекосяк, но это вовсе не значит, что мне наплевать на тебя. Я пытаюсь осознать ситуацию, Лана, и мне это сложно дается.
Я сглатываю.
– Знаю. Я тоже испытывала такие чувства. Но, если тебе станет легче, Кэл, то он очаровательный маленький мальчик, за ним легко ухаживать. Теперь он спит всю ночь напролет, а днем всем доволен и постоянно улыбается. Его… несложно полюбить. Совсем несложно.
– Не думаю, что у меня все легко получится, – шепчет он. – Для начала, я не знаю, как быть отцом.
Я решаю рискнуть, слегка наклоняюсь и беру его руки в свои.
– Тебе просто нужно быть собой. Этого достаточно. Я в тебя верю.
– Как ты узнала? Как ты поняла, что делать?
Я фыркаю.
– Кэл, первые несколько недель я была в ужасе. Вся масштабность этого события открылась мне лишь в момент, когда я взяла его на руки. Поняла, насколько беззащитен этот маленький человечек, и он полностью зависел от меня. Это было самое ужасное и самое прекрасное чувство на свете. Поверь, я познала все глубины беспомощности. Я была готова следить за ним ночи напролет, пока он спит в своей кроватке, и стала бы совсем неадекватной. – Я прикусываю щеку изнутри. – Но, вместе с тем, все было решено, – смотрю я на него. – Я стала для него всем и обязана была дать все необходимое. Это придавало мне сил и решимости, в которых я так нуждалась. А еще книжки о детях, которые приходилось читать запоем, – смеюсь я, но смех звучит натянуто. – С ними и с мамой рядом я справилась и научилась всему по ходу дела. Ты тоже справишься.
Он трет затылок.
– Можешь одолжить мне те книги?
Уголки моих губ приподнимаются.
– Конечно. Они остались дома, но в эти выходные я тебе их привезу.
– Я, м-м-м, тут подумал… Может быть, я могу приехать в гости в эти выходные, если не помешаю?
Трудно сдержать широкую улыбку и охватившее чувство радости.
– Было бы здорово. Мы могли бы вместе с ним отправиться куда-нибудь, чтобы нам никто не мешал. Например, мы могли бы…
– Лана, – резко перебивает он, выдернув свои руки из моих, как будто только осознал, что я касаюсь его. – Я подумал, что в эти выходные ты могла бы показать мне, как ухаживать за ним. А после я мог бы забирать его по воскресеньям сам.
Разочарование – будто удар под дых.
– Да, конечно, – пытаюсь я унять свое неуместное воодушевление.
Он смотрит на меня в упор.
– Ты снова солгала мне, Лана. И я очень зол на тебя. Честно говоря, мне было не так сложно простить тебя за то дело, потому что тебе пришлось несладко, да и я приложил к этому руку. Но тут все иначе. Ты скрыла от меня кое-что очень важное. Лишила меня возможности присутствовать при рождении ребенка. Заставила пропустить первые шесть месяцев его жизни. Я никогда не смогу вернуть назад упущенное время.
Он смотрит в окно, тщательно подбирая слова. Затем медленно поворачивается ко мне.
– Я хочу простить тебя, и, возможно, однажды это прощение придет, но как я смогу снова доверять тебе, Лана? Как смогу быть уверенным, что ты говоришь мне правду, зная, что ты была способна на подобную ложь?
Его голос срывается, слезы душат меня, но я сдерживаюсь. У меня нет на них права. Все, что говорит Кэл, правдой.
– Я приехал во Флориду за вторым шансом. Доказать тебе, что стал тем человеком, которого ты заслуживала. Но все изменилось. Теперь ты должна доказать мне, что ты та женщина, какой я тебя знал. Лана, которую я знал, не лгала и, чертовски уверен, не позволила бы собой манипулировать. Девушка, которую я знал, излучала тихую уверенность и несла ее с достоинством, она знала, чего хочет, и у нее была смелость следовать своим убеждениям. Но ты не она, а я не могу поверить в тебя, не могу доверять тебе, зная, на что ты способна. Без этого не может быть нас. Когда я смотрю на тебя, вижу лишь ложь и коварство, а это плохой фундамент для отношений. Так что все, чем были, что пытались восстановить, потеряно. С нами покончено. Я здесь, потому что не хочу бросать своего ребенка и хочу узнать его получше. Но на этом все. Это все, что я могу предложить.
