– Хорошо, – резко звучит ее голос. – Я позвоню своему адвокату и попрошу его приехать в участок. Убедись, что Кэлвин ничего не скажет до его прибытия.
– Поверь мне, он знает, что делать. – Кислый привкус во рту становится еще противнее.
Когда я добираюсь до участка, мне ничего не говорят и не позволяют увидеться с ним. Я мечусь взад и вперед по залу ожидания, обдумывая свой следующий шаг, когда коренастый мужчина с румяными щеками и копной серебристых волос торопливо входит в помещение.
– Мисс Уильямс? – спрашивает он, и я едва не качаю головой.
– Лана, – говорю я, отвечая на его рукопожатие.
– Джеймс Монтгомери, адвокат вашей бабушки. Позвольте пригласить вас в безопасное помещение, где мы смогли бы поговорить. Я хотел бы, чтобы вы объяснили мне суть дела, прежде чем я буду говорить с мистером Кеннеди.
Через пару минут мы сидим в маленькой комнате. Адвокат достает блокнот и ручку и делает пометки, пока я рассказываю ему, что случилось.
– Вы знаете мисс Уолш? – спрашивает он, сняв пиджак и повесив его на спинку стула.
– Я видела ее всего пару раз. Из того, что Кэл рассказывал мне, я знаю, что он переспал с ней однажды, когда только приехал в кампус. Я не сомневаюсь, что по обоюдному согласию. – Я рассказываю, как она швырнула ему в лицо его боксеры и как была зла из-за его отказа. – Это месть.
Он закатывает рукава.
– Может и так, но в данном случае его слово против ее, а его репутация ему на руку не сыграет.
Я в отчаянии ударяю кулаком об стол.
– Он не заслужил такой репутации! Это неправильно! Дело было закрыто, ему не предъявили никаких обвинений, так как они, черт возьми, смогут использовать это против него?
– Я понимаю, как вас это расстраивает, моя дорогая, но, к сожалению, дело получило широкую огласку в СМИ. Был он оправдан или нет, не слишком поможет. Люди знают о нем. У них есть свое мнение. Для некоторых он всегда был виновен.
Комок встает у меня в горле. Мое обвинение разрушило жизнь Кэла. Тень подозрения будет следовать за ним повсюду. У меня на душе лежит тяжкий груз.
– Если я сделаю заявление? Это поможет? Я могу еще раз разъяснить факты и то, откуда взялось мое обвинение. Могу рассказать все, что знаю о Шелби, о том, что она сказала во время последней их встречи.
Он поднимается.
– Не уверен, что от этого будет польза, – одаривает он меня извиняющимся взглядом. – Я не знаю, сколь значимы будут ваши слова.
Мне хочется удариться головой об стену.
– Потому что лжец однажды – лжец навсегда?
Он печально кивает и снова надевает пиджак, потом гладит меня по руке.
– Попытайтесь не волноваться. Позвольте мне поговорить с мистером Кеннеди и узнать, насколько веские у них есть доказательства его вины.
Он отводит меня обратно в зал ожидания.
– Ждите здесь. Я сообщу новости, как только смогу.
Следующие три часа тянулись будто три года. Позвонила мама узнать, есть ли новости, и я излила на нее все свое отчаяние. Я сгрызла ногти до кости, пока вышагивала по комнате, волнуясь все больше и больше. Я несколько раз касалась пальцем кнопки вызова на телефоне, не в силах принять решение, звонить Кайлеру или нет.
Я почти решаюсь, когда появляется мистер Монтгомери с Кэлом на хвосте. Я бросаюсь к нему, обняв за шею.
– Я так волновалась!
Он кладет голову мне на плечо и обнимает за талию. Крепко держит меня, и мое сердце разрывается в груди. Ничего не говорит, не двигается, просто стоит, вцепившись в меня так, будто от этого зависит его жизнь.
Мистер Монтгомери исчезает и возвращается через несколько минут.
– Пока вы можете идти, мистер Кеннеди. Мой офис свяжется с вами завтра утром.
Кэл поднимает голову и оборачивается, взяв меня за руку.
– Благодарю вас, сэр. Я буду ждать звонка.
Мы выходим через главный вход, и он свободен от репортеров, что очень меня радует, но надолго ли? Мы возвращаемся в его общежитие, я заказываю нам доставку еды, пока Кэл принимает душ. Он невероятно молчалив с тех пор, как мы покинули участок, но я не хочу давить на него.
Кэл выходит из ванной, одетый в чистые спортивные штаны и без рубашки, босиком, пар клубится позади него. Вытирает голову полотенцем, все еще не говоря ни слова. После еды утащил меня к себе на кровать. Я устроила голову у него на груди, прижавшись всем телом. Его рука поглаживала меня по спине.
– Мне так жаль, Кэл, – шепчет я. – Это я во всем виновата.
– Поверить не могу, что все снова повторяется.
Его слова будто режут меня ножом.
– Что сказал адвокат? Какие шансы, по его мнению?
Его грудь поднимается и опускается – он вздыхает. Рука замирает на моей спине.
– Нет никаких доказательств, подтверждающих ее заявление. Просто ее слово против моего, но это уже само по себе проблема.
– Когда, по ее словам, это случилось? Если у тебя есть алиби…
– Она утверждает, что я изнасиловал ее в вечер нашей первой встречи. Судя по всему, у нее есть свидетель, кто-то, кто может подтвердить, что она не хочет идти со мной. И этот человек готов свидетельствовать, что утром она была расстроена и плакала.
– Если она утверждает, что это правда, то какого черта она ждала три месяца? – злюсь я.
– Судя по всему, она боялась. Упоминалось твое имя и слух о том, что тебе заплатили, а также то, как с тобой обошлись СМИ. Это все было заявлено причинами, почему она не обратилась раньше, – фыркает он. – Согласись, звучит правдоподобно. И все потому, что я отказал ей, – качает он головой. – Что за херня!
Меня охватывает ужасное предчувствие, и кажется, что меня вот-вот стошнит.
– Боже мой, Кэл. Мне так…
– Не говори, что тебе жаль, – рычит он, и я вздрагиваю. – Мне уже чертовски надоело слышать это! Это никогда не пройдет!
Я выбираюсь из его объятий, сдерживая слезы, и спускаю ноги с кровати. Начинаю собирать вещи и складывать их в сумку. Кэл садится, спустив ноги на пол.
– Что может помешать еще большему количеству девушек заявить о том же? – качает он головой. – Я здорово ошибся.
Он роняет голову на руки, а мое сердце разбивается.
Глупо было думать, что мы сможем справиться с этим. Поверить, что у нас есть будущее. Сейчас Кэлу снова грозит тюрьма, и я не переживу, если его посадят за то, чего он не совершал. Я должна исправить это. Хотя бы попробовать.
– Думаю, мне лучше уйти, – Меня злит, что мой голос дрожит.
– Думаю, это к лучшему, – говорит он, и моя нижняя губа тоже начинает дрожать.
Я целую его в макушку, но он никак не реагирует. Покидаю комнату тихо и в слезах.
