Твою мать. Это тайное знание что-то переворачивает во мне.
– Это… это ничего? – спрашивает она тихо.
О господи. Я просто поражаюсь этой девушке. Знать, что я – единственный мужчина, с которым она была? Знать, что только мне будет позволено растянуть ее? Знать, что она будет такая тугая и я едва смогу вздохнуть? О, да. Это больше, чем «ничего». Это, мать его, потрясающе.
Но вместо этого я понимаю, что мой стояк опадает.
– Я просто не хочу сделать тебе больно, – слышу я собственный голос. И это истинная правда.
Она сглатывает.
– Не сделаешь. Я хочу тебя. Очень. – Она поднимает ногу и кладет мне на бедро.
Я придвигаюсь ближе и, придерживая член одной рукой, вожу головкой вдоль ее тугой щелки, пока Элиза не начинает стонать и дрожать.
Ненавижу себя за это, поскольку уверен, что для нее это будет по меньшей мере неприятно, но я жду не дождусь, когда окажусь внутри нее.
– Скажи мне, если что-то не понравится, или если нужно будет прерваться, или если ты захочешь все прекратить…
Мои слова обрывает ее низкий стон, и она тянется вниз, беря меня в руку и сама направляя меня ко входу.
– Я хочу тебя, Джастин… сейчас, – повторяет она.
Придерживая ее одной рукой, чтоб она оставалась открыта, я другой рукой трогаю ее грудь, большой палец играет с соском.
Двинув бедра вперед, я погружаюсь внутрь очень медленно, и мы издаем одновременный стон. Я отчаянно пытаюсь не кончить, потому что она обхватывает меня плотно, словно гребаная перчатка.
– Сможешь осилить еще немного? – спрашиваю я.
Ее глаза закрываются, и она выгибается, прижимаясь плотнее.
– Да. Давай.
Она такая теплая, такая влажная и такая идеальная, что я уже не могу сдерживаться.
Погружаюсь глубже, пока полностью не зарываюсь в ее тугое нутро, наблюдая за ее реакцией. Губы Элизы раскрываются, глаза закатываются. Она прерывисто вздыхает.
Я уже забыл, как потрясающе быть внутри нее. Я забыл, каким живым и отчаянным она заставляет меня себя чувствовать, как каждое сокращение ее мышц посылает разряд удовольствия, пронзающий меня. Осторожно, чтобы не навредить ей и не кончить слишком рано, я задаю легкий ритм, двигаясь ровно и медленно. Я не могу не прикасаться к ней: постоянно пробегаю пальцами по ее шелковистым волосам, ласкаю ее нежную кожу.
– Тебе хорошо? – спрашивает она, наполовину прикрыв глаза и наблюдая, как я медленно и лениво двигаюсь.
Я касаюсь ее щеки, приближаясь к сладким губам.
– Никогда еще мне не было так хорошо.
Это абсолютная правда.
Элиза тянется рукой между нами, чтобы потрогать себя, ее пальцы задевают то место, где мы соприкасаемся.
– О, мать его, да, – протягиваю я. – Вот так.
Мне ужасно нравится смотреть, как она берет то, что хочет. Обожаю, что она не стесняется этого делать.
Мне нужно быть лучше, чем в первый раз, и, кажется, мы на верном пути.
Увеличивая темп, я вхожу в нее быстрее, и Элиза начинает издавать громкие стоны.
– О, боже, Джастин…
Ее тело сжимается вокруг моего члена, и я чувствую, как она дрожит. Она так близка.
Из глотки рвется невольный стон от того, как она хороша. Мой взгляд прикован к ней, мне так нравится наблюдать за ней. Хотел бы я смотреть на нее всю ночь, но уже совсем скоро все кончится. В паху уже пульсирует от желания излиться внутрь нее.
С низким хрипом Элиза отпускает меня, ее тело ритмично сжимает мой член, когда сквозь нее проходят волны удовольствия. Я обнимаю ее, уткнувшись лицом ей в шею, и продолжаю входить в нее. Все ее тело дрожит, когда я поднимаю ее на себя. Она седлает мои бедра и падает мне на грудь. Я двигаю ее бедра вверх-вниз над собой, двигаясь быстрее, испытывая дикое желание кончить самому. На секунду пугаюсь, что действую слишком грубо, но всхлипы и хриплые вздохи Элизы говорят об обратном.
Каждый раз, проталкиваясь в нее, я повторяю:
– Ты такая узкая. Идеальная. С тобой так хорошо.
И тут я снова кончаю – горячими толчками извергаясь в презерватив – и прижимая ее к себе, когда тело ее сотрясает мелкая дрожь.
Идеально.
Это было идеально.
Глава 17. Французские тосты и французские поцелуи
Элиза
Проснуться рядом с Джастином – это нечто сюрреалистичное. Я все еще помню его с алыми щеками и коньками в руках. Помню, как мы смеялись вместе миллион раз и пили горячее какао. Но я не помню его таким. С растрепанными, сексуально взъерошенными волосами и точеными чертами лица, расслабленными во сне.
Я никогда не оставалась ни у кого на ночь, так что не уверена, как себя вести. Он все еще спит, и, не желая будить его, я решаю выскользнуть из постели. В ванной чищу зубы и расчесываю спутанные волосы.
Прошлой ночью, после того, как у нас был секс, мы валялись вместе в постели, пока у него не заурчало в животе. Потом Джастин рыскал по моей кухне в поисках съестного. Мы принесли закуски в гостиную и некоторое время смотрели телевизор. Потом он позаимствовал мою зубную щетку, и мы вместе легли спать. Я калачиком свернулась в его сильных руках, моя голова покоилась на его груди. Улыбаюсь воспоминанию. Это именно то, что я хотела: прогнать сожаление о нашем первом разе, и думаю, что мне это удалось.
После того как я заканчиваю в ванной, на цыпочках подхожу к кровати, собираясь отправиться на кухню и сварить кофе. Я уверена, что Джастину нужно поспать. Накануне у него была игра, после мы играли в секс-марафон до самого утра, так что он, должно быть, вымотан. Но он ловит меня, когда я прохожу мимо. Одна сильная рука тянется, чтобы схватить меня за талию и затащить обратно в постель. Я с тихим ворчанием приземляюсь прямо на него.
Он улыбается.
– Привет.
Я ухмыляюсь.
– Привет.
На нем боксеры, и я чувствую, что у него встал, когда он перекатывает меня на спину, поддерживая свой вес руками.
Джастин целует меня в губы, затем откатывается, глядя удивленно.
– Ты почистила зубы?
Киваю.
– Я думала дать тебе поспать.
Он выглядит таким расслабленным и счастливым и совсем не смущается из-за того, что мы делали прошлой ночью. Он, вероятно, гораздо лучше разбирается в правилах секса на одну ночь. Эта мысль обжигает.
– Я уже встал, – говорит он, глядя на меня, и в уголках его глаз появляются морщинки.
– Вижу, – говорю я, ухмыляясь. Нечто твердое прижимается прямо к моему животу.
Джастин, коротко хохотнув, медленно подталкивает меня бедрами.
