Это так странно. Мне ненавистна мысль о том, что между моим братом и Джастином возникла напряженность, но я думаю, это нормально. Должен пройти период адаптации. Так ведь? По крайней мере, я пытаюсь убедить себя в этом.
Ковыряю вилкой кусок тыквенного пирога на тарелке перед собой и мысленно молю, чтобы пол разверзся и поглотил меня целиком. Я почти уверена, что такая перспектива лучше, чем сидеть в этой неловкой, неудобной тишине.
– В команде, я имею в виду, – проясняет папа в тишине, все еще пронизывающей столовую моих родителей. – Что-нибудь новое?
Я откашливаюсь и перевожу взгляд на маму, которая смотрит почти с такой же паникой, какую ощущаю я. Когда мы раньше на неделе говорили с ней, я дала понять, что между Джастином и Оуэном все еще может быть некоторая напряженность из-за того, что наши отношения перешли на новый уровень. Однако я надеялась, что все решится с помощью десерта и алкоголя. Верная себе, как только мы вошли в парадную дверь нашего дома, мама всем вручила по бокалу с горячительным. И слава богу.
Папины кустистые брови сошлись на переносице, а потом он покачал головой и отправил в рот большой кусок яблочного пирога.
– Пирог потрясающий, мам, – говорю я, слегка задыхаясь. Она улыбается, но губы ее вытягиваются в жесткую линию, и я со смущением понимаю, что еще не пробовала свой кусок, поэтому исправляю это, поднося его ко рту и начиная медленно жевать как ни в чем не бывало.
– Слушай, мы можем просто… – начинает Джастин, кладя вилку у тарелки и потирая ладонью затылок. На лбу появляется морщинка, и он выглядит обеспокоенно. Я понятия не имею, что он собирается сказать. Но в одном могу ручаться: он тоже уже не в силах выносить это молчание. – Мы можем немного прояснить ситуацию? Сейчас я встречаюсь с Элизой. Я знаю, что для вас это может выглядеть странно и что, может, вам кажется, будто все это случилось на пустом месте, но я люблю ее. Я люблю вашу дочь, мистер и миссис Пэриш.
Моя мама вновь улыбается, и на этот раз это искренняя улыбка, в уголках ее серо-голубых глаз появляются морщинки, когда она переводит взгляд с меня на него.
– И, Оуэн, я… – Речь Джастина прерывается, когда мой отец поднимает правую руку, ту, в которой он держит вилку, и качает головой.
– Это вовсе не странно, сынок. Мы с матерью Элизы уважаем тебя. Мы видели, как ты рос, и мы знаем, что тебе несладко пришлось. Знаем, что ты с честью справился со всем. Мы гордимся тобой.
Слезы грозят заполнить мои глаза, ведь я не знала этого. И все же это были именно те слова, в которых я нуждалась. Мне нужно было принятие моей семьи. Но мой отец еще не закончил.
– И пока Элиза счастлива, – добавляет он, – мы тоже счастливы. И мы более чем приветствуем отношения между вами.
Моя мама тянется через стол и пожимает плечо отца.
– Как он и сказал. Мы любим вас обоих.
Джастину удается выдавить из себя «спасибо», а я едва сдерживаю слезы, часто моргая, чтобы прояснился взгляд.
Десерт перед нами уже забыт, потому что четыре пары глаз обращаются к Оуэну. Он упрямо смотрит в стол перед собой.
Боже, зачем он так все усложняет?
Я не уверена, что смогу сказать, что именно его не устраивает в наших с Джастином отношениях, даже если мне предложат миллион долларов. Оуэн считает, что Джастин так и остался ходоком. Он думает, что Джастин будет изменять мне? Разобьет мне сердце? Что на самом деле мы не влюблены, просто потому, что, когда Джастин рос, у него не было перед глазами примера любящих родителей?
Я никогда не видела, чтобы Оуэн так над чем-нибудь заморачивался. Он всегда был покладистым, веселым, юморным. Но напряжение, исходящее от него волнами, трудно игнорировать.
– Оуэн? – спрашиваю я, вопрос получается тихим. – Скажи что-нибудь, пожалуйста? Что угодно.
Наконец, Оуэн прокашливается и поднимает взгляд, останавливая его на Джастине.
– Это прозвучит глупо.
Мое сердце слегка оттаивает, когда я понимаю – он откроется перед нами. Понятия не имею, что он задумал, однако я благодарна, что он наконец поговорит с нами. И это естественно, что у него есть свои соображения по этому поводу. Я умираю от любопытства, мне интересно, какие у него могут быть возражения против моего счастья и почему он не хочет уважать наши отношения. Ну, серьезно, братец…
Оуэн продолжает смотреть на Джастина все с тем же странным выражением лица через весь стол. В его глазах мелькает нечто среднее между злостью и болью.
– Ты раньше ни с кем не встречался…
Я поднимаю руку, готовая вступиться и защитить Джастина, когда он останавливает меня, мягко опустив руку мне на спину.
– Пусть закончит, – тихо говорит Джастин, склоняясь ко мне.
Я делаю глубокий вдох и киваю, жестом велев Оуэну продолжать.
Оуэн вздыхает и заговаривает:
– Ты – мой лучший друг. Ты был рядом во время командных торгов, во время отборочных игр, травм и плей-оффов. Мы уже много лет живем в одной квартире и еще дольше – делим комнату в поездках. Черт, ты единственный, с кем я так близко и так долго знаком, и… – Он опускает взгляд к коленям и качает головой, и Джастин делает то же самое.
О боже, только не скорая сексуальная помощь.
Оуэн вздыхает и вновь поднимает взгляд.
– Как бы там ни было, я всегда мог рассчитывать на тебя, и я ценю это.
Джастин благодарно кивает, воспользовавшись короткой паузой посреди монолога Оуэна.
– Это было на сто процентов классное приключение. Я б ни за что не отказался от всего этого.
Оуэн сглатывает.
– Но ты же видишь – изменения теперь неизбежны. Ты встречаешься с Элизой, а я не настолько туп, чтобы не понимать, это изменит отношения между нами. Нашу дружбу. Все.
Так об этом он переживал? На секунду я теряю дар речи. Его маленький броманс с Джастином? Но затем все начинает вставать на место. Опечаленная, я, наконец, понимаю. Оуэн переживал, что потеряет своего лучшего друга. Лучшего друга, который был с ним на протяжении двадцати с лишним лет.
Я уже готова открыть рот и сказать ему, что никогда этого не допущу, никогда не встану на пути их дружбы, но мне вдруг приходит в голову, что он прав. В какой-то степени их отношения уже начали меняться, и я уверена, Оуэн это чувствует. Их совместные походы в бары в поисках девушек закончились. Их ночи двойных свиданий, где они поддерживали друг друга, закончились. Какая-то часть меня опечалена, но другая думает: «офигеть, чувак». Может, пришло время повзрослеть, черт подери? Я откашливаюсь и смотрю на Джастина, прежде чем сказать нечто, что, вероятно, прозвучит жестоко.
– Я понимаю, чувак, поверь мне, я понимаю, – говорит Джастин, склоняясь вперед, чтобы опустить локти на стол, глядя прямо на Оуэна. – И я знаю, ты считаешь, что все поменяется теперь, когда я – вне игры, так сказать, но мы с тобой оба были… эм, – он бросает взгляд на меня, прищурившись, как будто подбирая слова, – игроками уже довольно долгое время. Но даже до Элизы это мне уже надоело.
