– Сегодня неплохая выручка, Харп. – Софи подмигнула ей, стоя на своем месте за барной стойкой. – На какие сокровища мы потратим наши заработанные кровью и потом чаевые?
Прежде чем поднять поднос, Харпер подоткнула в джинсовую юбку фирменную рубашку поло с надписью «У Ремо». Это была их любимая игра на работе.
– На одинаковые татуировки с единорогом.
– Это мне по душе!
Поднос был полон пивом, а мысли – Люком, Харпер снова включилась в работу.
Прошел месяц, а она все еще не привыкала к тому, что состоит в самых настоящих отношениях с Люком, который находился очень далеко от нее. Расставаясь как друзья, они планировали, что каждый из них пойдет своим путем. Она тогда готовилась к тому, чтобы оплакивать их отношения, в одиночестве устраивая свою новую жизнь.
Но все изменило одно слово.
«Останься».
Его эсэмэска пришла как раз в тот момент, когда Харпер по-настоящему осознала, что они простились. Когда она рыдала, сидя в его грузовике, думая о своей жизни без него. У нее так дрожали руки, что она едва сумела ответить на его сообщение.
«Что?»
«Я хочу вернуться домой к тебе. Оставайся».
Люк не сказал «я люблю тебя», но этого было достаточно. Его эсэмэска, пробившись сквозь ее отчаяние, подарила надежду. Он предлагал жизнь и будущее. С ним.
Они разговаривали в ту ночь перед его вылетом. И в груди Харпер расцвела безрассудная надежда.
– Я сел в автобус и понял, что если, придя домой, не увижу тебя, то вернусь к прежнему существованию. А я больше не хочу просто существовать. Детка, я знаю, что прошу слишком много. Полгода ожидания – это долго, но я хочу, чтобы ты была там, – сказал он.
Глаза наполнились слезами, когда Харпер молча кивнула.
– Люк, если и стоит кого-то ждать полгода, так это тебя.
– И тебя, детка.
Итак, она осталась. Она отменила собеседование во Фримонте и распаковала коробки и сумки. А в первую ночь в его доме, которую Харпер провела в одиночестве, она совершенно обезумела.
Понимание того, что пройдут долгие полгода, прежде чем она почувствует, как на ней неистовствует мощное тело Люка, или мельком увидит ямочку на его лице, подпитывало отчаянное желание чем-то отвлечь себя.
Но чем?
С тех пор как Харпер приехала в Биневеленс, она была целиком сконцентрирована на Люке. На доме Люка, на работе Люка. На поистине невероятном теле Люка.
В ту первую ночь она не могла уснуть, лежа посреди кровати в одной майке и до зари пристально глядя в потолок. Впервые в жизни у Харпер появилась стабильность, у нее появилось будущее. Но только она не знала, что с этим делать.
Она изо всех сил старалась занять себя.
Харпер пробовала вязать. До тех пор, пока не проткнула спицей костяшки пальцев и не залила кровью образец из шелковистой пряжи цвета слоновой кости, который был похож на все что угодно, только не на узор. Затем она собирала альбом с фотографиями и газетными вырезками. До тех пор, пока не поняла, что ей нечего вклеивать в него. У Харпер была только куча дурацких стикеров и рамочек, которые можно было приклеить на одну страницу, и ни одной настоящей фотографии.
Наконец Софи сжалилась и предложила Харпер поработать раз в неделю в баре «У Ремо», чтобы вытаскивать ее из дома по пятничным вечерам. Софи работала за барной стойкой, а Харпер, вспомнив о своем студенческом опыте, обслуживала столики в качестве официантки. Чаевые были хорошими, и это был идеальный способ узнать всех жителей Биневеленса. Рано или поздно каждый заходил в ресторан поужинать, выпить или поболтать.
Разумеется, большинство посетителей знали ее по имени даже до официального знакомства с ней.
Маленькие городки.
Люк не был в восторге, когда она впервые сказала ему об этом по видеочату.
– Нет, Харпер. Ни в коем случае, – резко отреагировал Люк.
– Ты разговариваешь со мной командирским голосом? – в недоумении спросила она.
С экрана компьютера на нее смотрело его ухмыляющееся лицо. Глубоко вздохнув, Люк сменил тон.
– Я хочу сказать, что мне очень неприятно думать о том, что в пятницу вечером ты одна закрываешь ресторан. Это слишком поздно, а что, если возникнут проблемы? Кто поможет тебе? – Она видела раздражение на его лице.
– Люк, не стоит беспокоиться об этом.
– Мне жаль, что меня нет рядом с тобой и я не могу защитить тебя.
– Ты не обязан защищать меня.
– Нет, обязан. И я отношусь к этому очень серьезно. То есть, если с тобой что-то случится, я буду чертовски зол.
– Я люблю тебя. Поэтому я так и поступаю. Я так сильно скучаю по тебе, что мне больно дышать. Иногда я не могу уснуть, потому что все время ощущаю пустоту в своем сердце. Эта работа поможет мне отвлечься от тоски по тебе.
Он вздохнул.
– Детка, я тоже скучаю по тебе. Каждый раз, когда я просыпаюсь и не вижу тебя в своих объятьях, для меня это как нож в сердце. Но мне нужно, чтобы ты была в безопасности. Обещай, Харпер, что будешь крайне осторожна.
Она перекрестилась.
– Обещаю. Тай выдал нам с Софи по перцовому баллончику, и мы ездим на работу в одной машине. Кроме того, Люк, все знают, кто мы.
Поставив на стол пиво и содовую, Харпер быстро пошла обратно к стойке, чтобы сделать заказ для игравших в бильярд Риса и Дэйны.
Харпер сделала еще один круг, прежде чем, вернувшись к стойке, заметила знакомое лицо.
На высоком табурете за стойкой сидела Глория с бокалом вина.
– Привет, Глория. – Харпер помахала подруге рукой. – Приятно видеть, что ты вышла прогуляться!
Щеки Глории окрасились легким румянцем.
– Я отмечаю свою первую зарплату в «Блумс».
Освободившись от домогательств Гленна Диллера, своего бывшего бойфренда, Глория устроилась в местный цветочный магазин и копила деньги на собственную квартиру.
– Рада за тебя! Клэр говорит, что ты отлично работаешь, – сказала Харпер, снова нагружая поднос. Мать Люка, всю жизнь любившая заниматься садоводством и работавшая на неполную ставку в магазине «Блумс», нахваливала Глорию.
– Спасибо. Мне там очень нравится. – Глория покраснела еще сильнее. – Хм, у тебя есть новости от Люка?
Харпер не смогла бы сдержать улыбку, даже если бы постаралась. Одно лишь упоминание имени Люка слегка возбуждало ее, мгновенно приводя в волнующий трепет.
Харпер кивнула.
– Я получила от него письмо в среду и разговаривала с ним на прошлой неделе.
– О-о-о-о-о-о-о-о-о, – вкрадчиво проговорила Софи за стойкой бара. – Кто-то влюбился!
Румянец на щеках Глории приобрел еще более яркий оттенок.
