Ох уж этот совершеннолетний Павел, матушкина непроходящая головная боль…
Павел, между прочим, уже женат, жена его – опять-таки немецкая принцесса. История, знаете ли, имеет тенденцию повторяться, и необязательно в виде фарса…
Из «Записок» М.А. Фонвизина: «Мой покойный отец рассказывал мне, что в 1773 или 1774 году, когда цесаревич Павел достиг совершеннолетия и женился на дармштадтской принцессе, названной Натальей Алексеевной, граф Н.И. Панин, брат его фельдмаршал П.И. Панин, княгиня Е.Р. Дашкова, князь Н.В. Репнин, кто-то из архиереев, чуть ли не митрополит Гавриил, и многие из тогдашних вельмож и гвардейских офицеров вступили в заговор с целью свергнуть с престола царствующую без права Екатерину II и вместо нее возвести совершеннолетнего ее сына. Павел Петрович знал об этом, согласился принять предложенную ему Паниным конституцию, утвердил ее своей подписью и дал присягу в том, что, воцарившись, не нарушит этого коренного государственного закона, ограничивающего самодержавие. Душою заговора была супруга Павла, в.к. Наталья Алексеевна, тогда беременная. При графе Панине были доверенными секретарями Д.И. Фонвизин и Бакунин (Петр Васильевич), оба участники в заговоре. Бакунин из честолюбивых, своекорыстных видов решился быть предателем. Он открыл любовнику императрицы Г.Г. Орлову все обстоятельства заговора и всех участников – стало быть, это сделалось известным и Екатерине. Она позвала к себе сына и гневно упрекала ему его участие в замыслах против нее. Павел испугался, принес матери повинную и список заговорщиков. Она сидела у камина и, взяв список, не взглянув на него, бросила бумагу в камин и сказала: „Я не хочу и знать, кто эти несчастные“. Она знала всех по доносу изменника Бакунина. Единственною жертвою заговора была великая княгиня. Полагали, что ее отравили или извели другим образом. Из заговорщиков никто не погиб. Екатерина никого из них не преследовала. Граф Панин был удален от Павла с благоволительным рескриптом… Брат его фельдмаршал и княгиня Дашкова оставили двор и переселились в Москву. Князь Репнин уехал в свое наместничество в Смоленск; а над прочими заговорщиками учинили тайный надзор…
Если это правда – то здесь уже не болтовня безусых корнетов, все гораздо серьезнее… А собственно, почему бы этой истории и не быть правдой? Ничего невероятного в ней нет, наоборот, по меркам того столетия она буднична, тривиальна, скучна даже. И оттого вполне может оказаться правдой.
А кроме заговоров, у Екатерины была еще одна головная боль – муженек Петр Федорович.
Покойник оказался очень беспокойным и ни за что не желал смирнехонько лежать в роскошной гробнице. Он бродил по стране, что ни год раздваиваясь, растраиваясь, размножаясь в вовсе уж невероятных количествах…
Я так и не выяснил, сколько же было всего Петров Федоровичей, объявлявшихся на просторах Российской империи. Бегло перелистав три-четыре книги по истории, с маху отыскал их десятка два в России и двоих на Балканах (это помимо Степана Малого и Лжестепана-Лжепетра). И махнул рукой. Петров Федоровичей было множество. Время от времени среди этой оравы промелькивали Иоанны Антоновичи и даже Алексей Петрович с Петром II.
Разумеется, большинство из них так и остались простыми болтунами, вроде пропившегося капитана Оренбургского гарнизона, заявлявшего честно: «Хочу сказаться государем Петром Федоровичем, может, какой дурак и поверит». Другие были чуточку посерьезнее – им удавалось собрать ватагу человек в сто, а то и триста. Все они никакой опасности для трона не представляли. Кроме одного-единственного, которого вроде бы звали на самом деле Емельяном Ивановичем…
Некто Емельян
События, известные как «Пугачевский бунт», до сих пор таят множество загадок.
Сам размах этого предприятия уникален – ничего подобного на Руси прежде не бывало. Смута – другое дело, она была настоящей гражданской войной, а не мятежом. Между тем против Пугачева, по признанию самой Екатерины, была «наряжена такая армия, что едва ли не страшна соседям была». Лишь спешно заключив мир с Турцией и сняв с фронта регулярные части, удалось подавить мятеж… Впрочем, называть события «мятежом» как раз неправильно. Перед нами – что-то другое. В отличие от разинского бунта, представлявшего собой всего лишь буйство разросшейся до гигантских размеров разбойничьей шайки, не озабоченной ни в малейшей степени административными делами (да и не способной на таковые), войско Пугачева было строжайше организовано. Оно управлялось не «советом атаманов», а самой настоящей Военной коллегией, своего рода аналогом екатерининского военного министерства в миниатюре, обладавшей также судебными правами. При Пугачеве находилось довольно много якобы пленных офицеров – в том числе столь примечательные личности, как родственник старинного недруга братьев Орловых Шванвича и Тимофей Падуров, бывший депутат созванного Екатериной народного собрания, в чем-то аналога старых Земских соборов. Официально это собрание
[4]
именовалось Комиссией Законоуложения и сыграло довольно важную роль в выработке российских законов.
Интересно, что пугачевская артиллерия была… лучше той, которой располагали правительственные войска! Генерал Кар, самонадеянно решивший в одночасье разнести по кочкам «толпу мужичья» и сам этой «толпой» моментально разбитый (а ведь у него была тысяча триста опытных солдат!), доносил Военной коллегии: «Артиллериею своею чрезвычайно вредят, отбивать же ее атакою пехоты весьма трудно, да почти и нельзя, потому что они всегда стреляют из нее, имея для отводу готовых лошадей, и как скоро приближаться пехота станет, то они, отвезя ее лошадьми дальше на другую гору, опять стрелять начинают, что весьма проворно делают и стреляют не так, как бы от мужиков ожидать должно было». Принято считать, что у пушек стояли опытные в стрельбе мастеровые уральских заводов, но это лишь половина разгадки. Заводские мастеровые вряд ли были обучены умелому маневрированию орудиями на поле боя… Во время осады Оренбурга пугачевцы навесным огнем, что опять-таки требует немалого мастерства, громили дома в центре города, и по сохранившимся подробным описаниям историки делают вывод, что действовали опытные артиллеристы.
Екатерина уверяла Вольтера в письмах, будто бы Пугачев предавал смерти всех офицеров и солдат, которые к нему попадались. Истине это нисколько не соответствует. Не только местные гарнизоны, но и присылавшиеся из Центральной России полки были ненадежны. Прибывший из Петербурга Владимирский гренадерский полк пришлось подвергнуть бдительному тайному надзору, открывшему, «что действительно меж рядовыми солдатами существует заговор положить во время сражения перед бунтовщиками ружья».
Но если бы только солдаты… Участвовавший в боевых действиях (и чудом избежавший однажды плена) Державин, как и генерал Бибиков, постарался опустить в своих воспоминаниях кое-какие щекотливые моменты. Но в том самом Саратове, откуда Державин спасся от пугачевцев только благодаря резвости хорошей лошади, при известии о приближении «Петра Федоровича» ему навстречу вышли со знаменами и местный пехотный гарнизон, и артиллерийская команда во главе со всеми офицерами и самим начальником гарнизона, секунд-майором – чин немалый. Именно эти артиллеристы потом отличились во время битвы под Царицыном с Михельсоном. А еще раньше, на Урале, Михельсон принял однажды издали пугачевцев за идущие к нему на соединение правительственные войска – настолько хороши были выправка и строй «мятежной толпы»…
