Ты уверен в том, что Анна ждет, чтобы ты снова спросил у нее, как ты выглядишь. Это унизительный вопрос. Сколько она ни говорит, что старается помочь тебе восстановить свою память, осознать в полной мере, кто ты такой, но если не считать нескольких твоих детских фотографий, она до сих пор не позволяет тебе увидеть то, какой ты сейчас. Зеркала в твоей комнате нет. В ванной тоже нет. У тебя есть только плоский экран и мимолетные мгновения, когда он становится черным. Ты плаваешь в этих чернилах, разлитых по черному стеклу, но это лишь силуэт, контур, размытое лицо, а затем экран скрывается за раздвижной панелью.
– Я бы хотела, чтобы ты рассказал мне о поездках на море со своими родителями.
– Зачем? Мы уже делали это вчера, дважды, а до того накануне.
– Потому что повторение поможет тебе вспомнить, и вспомнить больше.
– Практически каждые выходные, – говоришь ты, – мы уезжали из нашего старого дома в Потукете, в котором жили две семьи, на море в Наррагансетт.
Ты останавливаешься, недоверие и раздражение бесследно улетучиваются, и ты погружаешься в бесконечное наслаждение воспоминаний. Это истинное наслаждение, потому что теперь у тебя есть зрительные образы, связанные с этими воспоминаниями. Бессвязное появление этих образов в твоем сознании кажется естественным, правильным. И хотя ты не знаешь, действительно ли данные образы являются неприукрашенными воспоминаниями, на самом деле это не имеет значения. Это твои воспоминания. Они принадлежат тебе, и они разветвляются в бесконечную сеть новых воспоминаний. Эти воспоминания являются доказательством того, что ты существуешь, и скоро тебе уже не придется полагаться на Анну, чтобы самоопределиться.
– Обыкновенно мы вставали рано, чтобы добраться до побережья к восьми часам утра, найти на улице свободное место для машины и не покупать билеты на пляж. Определенно, в первую очередь эти ранние выезды были обусловлены вопросом денег, но мои родители представляли всё как игру, будто мы поступаем так просто из удовольствия победить систему. Мама всегда говорила о борьбе с системой, а я представлял систему в виде людей в черных костюмах и темных очках, которые следят за нами, чтобы выписать огромные штрафы, из-за которых родителям придется работать допоздна и не бывать дома со своими детьми. Накануне вечером я ложился спать пораньше, уже надев плавки, даже несмотря на то, что на пляже были раздевалки. Раздевалки были похожи на маленькие темные бункеры из фильмов про войну, которые вы показывали, а пол в них был покрыт мерзкой жижей из песка и морской воды. В дороге к морю мама обыкновенно спала, укрывшись пляжным полотенцем. Папа включал радио и подпевал, на ходу сочиняя новые тексты песен, от которых я хохотал.
«Ты погружаешься в бесконечное наслаждение воспоминаний».
* * *
– Я обожал дорогу к морю. Для меня это был самый любимый момент. Когда мы проезжали через город, а затем оказывались у просторного пляжа, мне казалось, будто мы словно по волшебству перенеслись куда-то в другое место.
Идя от машины к берегу, мы с папой спорили, какими будут волны, большими или нет. Оценивала высоту волн всегда мама. Проигравший должен был первым нырнуть под воду, всегда оказывавшуюся холодной. Настолько холодной, что я, вынырнув, непроизвольно глотал ртом воздух. Папа, проиграв, иногда жульничал и, схватив меня, увлекал под воду вместе с собой.
После обеда мы с мамой отправлялись на прогулку, и если был отлив, мы уходили к песчаным отмелям в нескольких сотнях футов от берега. На обратном пути к нашим полотенцам мама бегала со мной наперегонки. Она выжидала, когда я припущусь со всех ног, затем низменно обгоняла меня, показывая, что бегает быстрее, но потом сбавляла скорость, притворяясь, будто выдохлась, и позволяла мне одержать победу.
026
У стены под экраном стоит длинный деревянный стол. Все четыре ножки у него разные. Ты предполагаешь, что эти ножки от других столов и здесь они получили свою вторую жизнь. Вместо столешницы дверь, вероятно, из фибергласа. Она выкрашена в белый цвет, но раньше она была другой, судя по красным царапинам и выбоинам.
– Я подготовила кое-какие занятия, чтобы помочь тебе восстановить навыки ручного труда. Уверена, все вернется быстро, учитывая то, сколько лет ты работал руками.
Ты поднимаешь свои руки и внимательно их рассматриваешь. Ты не можешь избавиться от ощущения, будто они чужие, будто произошла какая-то ошибка и эти руки тебе не принадлежат. Невозможно представить, что твои руки создали и обслуживали все то, о чем говорит Анна.
– Это доставит тебе удовольствие – тактильные ощущения от манипуляций с физическими предметами. Это будет гораздо полезнее прикосновений к экрану и действиям в виртуальной реальности, чем ты занимался в предыдущую неделю.
Тебе хочется спросить, как Анне удалось в одиночку втащить сюда стол, пока ты спал. Ты снова с тревогой гадаешь, в какой степени она способна контролировать твой сон. Возможно ли, что ты вместо нескольких часов проспал несколько дней? И Анна не затолкала в комнату этот стол, а смастерила его на месте? Стол кажется тяжелым и громоздким. Ты полон решимости не спать, если понадобится, всю ночь. Ты принимаешь такое решение каждый вечер и неизменно засыпаешь.
На столе (двери) четыре неглубокие пластмассовые корзинки. В первой корзинке деревянные палочки в виде миниатюрных бревен, в каждой по краям вырезаны пазы, у некоторых пазы есть и в середине. На экране инструкция, только картинки и цифры, показывающая поэтапно, как нужно построить домик.
– Это же какая-то детская игрушка, разве не так?
– Сложность упражнений увеличивается постепенно.
Во второй корзинке квадратики разноцветной бумаги. В третьей лежат всевозможные стальные гайки, винты, колеса, шестеренки, пластины, резиновые ремни и заклепки. Четвертая корзинка самая большая, доверху наполненная деревянными фигурками причудливой формы и инструментами.
– Когда ты дойдешь до третей корзинки, тебе нужно будет воспользоваться отверткой. С четвертой ты будешь работать дрелью, молотком и пилой. Инструмент лежит под столом. У тебя есть какие-либо вопросы, прежде чем приступить к первой корзинке?
В этом импровизированном собрании запасных деталей, лежащих на столе, есть что-то такое, от чего тебе становится не по себе. Тут есть какой-то намек на более серьезную проблему касательно твоего положения, но ты никак не можешь за это ухватиться.
– Кто-то сделал этот стол.
– Ну да. Кто-то сделал всё, _____.
– Я имел в виду не это.
– Ты можешь приступить к первой корзинке.
– Это вы сделали стол?
– Нет.
– Это я сделал его до того… до того как проснулся здесь?
– Ты его не делал. Но если у тебя возникнет такое желание, после небольшой практики ты сделаешь другой стол, гораздо лучше.
Ты трешь лицо руками. Почему-то именно этот ответ, больше, чем все другие вопросы, ответы и недоговорки Анны, вызывает у тебя яростное раздражение.
