Шоу представило кратенькую биографию писателя Говарда Лавкрафта с отсылками к его богатому наследию и недавно обозначившийся интерес к его идеям и воздействию на массовую культуру и литературу (упоминалось, что новенький сборник его произведений вышел в издательстве The Library of America). Продюсеры пояснили, кто такие Древние боги, описали систему верований Ктулху и рассказали, как Йидра вписывается в общий пантеон. Они также предприняли попытку прояснить, как Йидра соотносится с историческими образами демонов и злых духов, дошедшими до нас из фольклора и религии.
В перерывах между препарированием интервью Марджори они пустили нарезку из бесед с присутствовавшими. Много фрагментов мыслей мамы и папы. Папу неизменно снимали при хорошем освещении, обычно на заднем крыльце. Он стоял прямо, с выпяченной вперед грудью, уверенный, готовый к любым действиям. В этих клипах он мало похож на себя, во всяком случае, не слишком напоминает того человека, каким он запомнился мне. В глазах у него играли солнечные лучики. Слишком широкая улыбка во все зубы. Даже его голос мне казался незнакомым. Он не говорил в камеру, он ораторствовал о том, что наша семья со всем справится. Он в экстазе вплетал в свою речь цитаты из Библии и «Да благословит Бог нашу семью» при любой возможности.
А вот интервью с мамой снимали на затемненной кухне оттенка сепии, в неизменных клубах дыма сигарет, витающих над пепельницей. Маму изображали в роли скептика нашей семьи, и она в самом деле была настроена именно так. Однако при этом ее представляли как женщину на грани нервного срыва. Да, она в самом деле была на пределе, но то же самое можно было сказать и о нашем папе. Я уверена, что продюсеры «творчески» подошли к редактированию маминых интервью. По версии шоу она была человеком, упрямо не желавшим признавать очевидное. Такова была реальность в нашем реалити-шоу. Закадровый голос интервьюера то и дело просил маму объяснить тени на стене, красные глаза Марджори или ее слова (к папе с такими вопросами не обращались, а если и обращались – в эфир его ответы не попали). Маме только и оставалось, что, пожимая плечами, ерзать на стуле и неуверенно твердить «Я не знаю», «не уверена».
Интервью с доктором Навидсоном было записано где-то в нашем доме. Но даже сейчас я не понимаю, где оно проходило, потому что он был снят на фоне некой белой стены (кухня? гостиная? один из коридоров? лестница? спальня для гостей?), и его голова заполняла весь экран. На видео Навидсон запинался, выглядел неуверенным, видно было, что в кадре ему очень некомфортно. Он отказался давать подробные комментарии, сославшись на врачебную тайну, однако признал, что он рекомендовал епископу обратить внимание на необычный случай Марджори, которому невозможно дать научное объяснение.
В шоу показали и ознакомительное интервью с примостившимся на скамье у себя в церкви отцом Уондерли. Он рассказывал о своем опыте в качестве иезуита, обучении в Колледже Святого Креста, а заодно с любовью поведал о своем псе Майло, помеси кокер-спаниеля, который жил с ним при церкви уже шестнадцать лет. Интервьюер из-за кадра поинтересовался, может ли священник поделиться со зрителями каким-нибудь анекдотом. Отец Уондерли выглядел искренне смущенным и признался, что не особо силен в юморе, но все же рассказал:
– Знаете ли вы, что и дьяволу приходится нелегко в текущей экономической ситуации? Расплата за грехи подскочила на десять процентов.
В одном из своих интервью, в котором отец Уондерли делится реакцией на происходящее (оно состоялось в холле, он стоит перед лестницей, сзади и справа от него через окна в помещение пробивается естественный свет) священник был более откровенен, чем доктор Навидсон, и назвал причины, заставившие его поверить в одержимость Марджори злым духом.
Продюсеры даже умудрились вставить в шоу интервью с одним из протестующих, собравшихся у нашего дома. Вышло это всем нам боком в конечном счете. Предположу, Барри и его команда понимали, что присутствие в кадре чудика с плакатом привлечет к нам внимание еще большего числа протестующих, которые обеспечат нам отличную (бесплатную!) рекламу. Впрочем, хотя Барри и был исключительно скользким типом, которому было наплевать на благополучие моей семьи, не думаю, что он ожидал увидеть появившееся вскоре прямо у нас на крыльце целое скопище представителей печально известных враждебностью ко всем и вся баптистских организаций.
Что касается меня, в шоу попало только одно интервью с моим участием, да и то короткое. Кен был за кадром и задавал мне вопросы. Я сидела у себя на кровати. Во время съемок, которые пришлись на особо паршивый день в школе, мы проговорили почти час, в основном о том, что произошло накануне в комнате Марджори. Кен расспрашивал меня и о жизни под прицелом камер, а также и обо мне в целом. Но в эфир вышли только три пары вопросов и ответов. Их вставили в конец четвертого эпизода.
Кен:
– Ты любишь сестру?
Я:
– Конечно. Очень люблю. Она моя лучшая подруга. Я хочу быть такой же, как она, когда вырасту. Я готова на что угодно ради нее.
Кен:
– Тебя испугал вид сестры, когда отец Уондерли и доктор Навидсон задавали ей вопросы прошлой ночью?
Я (после долгой паузы, за время которой я успела поменять положение на кровати, скрестив ноги, как нас учили в считалке: «Нога на ногу, крест на крест»):
– Немного испугал. Но я не боюсь Марджори. Я боюсь того, что, как объяснил отец Уондерли, происходит с ней.
Кен:
– Что тебя сильнее всего испугало?
Я:
– …царапины у нее на теле. У меня в голове не укладывается, что она способна такое сотворить с собой.
Два эпизода телешоу были заполнены до предела контентом, снятым в ту ночь или имеющим отношение к той ночи. У телевизионщиков просто не было других вариантов.
Через два дня после событий в комнате Марджори отец Уондерли сообщил нам, что епископ, возглавляющий 64 прихода на юге округа Эссекс, входивших в северную часть Архиепархии Бостона, дал разрешение и благословил на совершение экзорцизма над Марджори. После краткой дискуссии с Барри отец Уондерли заявил, что ему потребуется восемь дней на подготовку. Ни у кого не возникло возражений.
На протяжении этих восьми дней обстановка за пределами нашего дома все больше накалялась. Походы в школу стали невыносимыми. Ребята в открытую цеплялись ко мне. Учителя и руководство школы были серьезно озабочены происходящим, поскольку недавно принятые штатом Массачусетс законы возлагали на школу значительную юридическую ответственность, если случаи агрессивного поведения учащихся не были официально преданы гласности. Маму постоянно вызывали в школу. Взрослые, по всей видимости, не знали, что делать в этой ситуации, однако мама не собиралась оставлять меня дома. Что я знаю точно: паренек, который обзывал меня «Сестрой Сатаны» и три дня подряд до синяков щипал меня за руки, пару дней не приходил в школу, а когда он вернулся на занятия, ему было запрещено приближаться ко мне.
Марджори к тому времени вообще не ходила в школу. Группа ее бывших одноклассников завела аккаунт в «Инстаграме» под ее именем, куда они постили кадры из шоу с Марджори и играющей ее актрисой. Многие годы спустя я обнаружила, что картинки были снабжены пошлыми или даже открыто скабрёзными подписями. В частности, сцену мастурбации в коридоре актрисы-Марджори подписали следующим образом: «Тверкни для Сатаны! Трахни меня в зад, Иисусе!». Создатель аккаунта и еще пятеро учащихся были отстранены от занятий на неделю.
