Я сказала:
– Это прямо псевдоним для супергероя. Ему не хватает плаща.
Мама выдавила грустную улыбку, будто только что вспомнила, что все это время я здесь с ними.
– Без плаща! – Она процитировала персонажа из столь любимой мной «Суперсемейки».
Марджори сразу же вставила:
– Плащ из мха и хвороста. – Она говорила неразборчиво, но это был не странный и страшный говор одержимого, а ее обычное бормотание, в котором читался крайне умеренный интерес к теме обсуждения. И я, и мама услышали ее. Мама даже рассмеялась.
Марджори добавила:
– А заодно и тесное трико из беличьих шкурок.
Мама закончила мысль:
– Самое место для пары орешков.
Я выкрикнула:
– Мама! – Все, кроме папы, засмеялись.
В комнате вновь стало тихо. Барри и Кен перешептывались и сверялись со своими записями. Я оперлась на подлокотник дивана, будто тот был гимнастическим конем, и то и дело вставала на цыпочки и опускалась на стопы. Мы понаблюдали за тем, как выживальщик строит себе убежище и расставляет ловушки для мелких животных.
Я скривилась:
– Ой, он что в самом деле хочет размозжить головы зверушкам этими камнями? Противно, не хочу дальше смотреть. Переключите на что-нибудь другое.
Марджори повернулась ко мне с одним закрытым глазом и посмотрела на меня через пальцы.
– Где там твоя головушка? – Она соединила большой и указательный пальцы. – Хлюп-хлюп-хлюп…
Изобразив предсмертный вскрик, я повалилась на диван, размахивая ногами, и уткнулась головой прямо папе в колени.
Тот вскрикнул:
– Достали! – Папа спихнул меня со своих коленей на диван. – Ты мне попала прямо по… – Бросив взгляд на камеры, он умолк.
Марджори завершила его мысль:
– Прямо в самое трико. – Она захихикала. Засмеялась и я. Мама присоединилась к нам.
Кен предложил нам поискать среди наших DVD что-нибудь интересное для всех нас. Что-нибудь смешное, о чем можно было бы поговорить. Я крикнула: «Суперсемейка!» Однако Марджори забраковала мое предложение. Мама подошла к шкафчику и начала разбирать нашу скудную киноколлекцию. Она зачитывала названия фильмов, но ни одна из кинокартин не была одобрена. Не получалось договориться.
– Все, хватит. Джон, переключи просто на что-нибудь, что мы все вместе сможем посмотреть.
Я предложила:
– «Губка Боб».
– Нет…
Папа переключил на хоккей, но под наше нытье вернулся к «Выживальщику».
Марджори начала приподниматься с пола.
Папа спросил:
– Куда ты собралась?
– К себе? Можно?
– Да, хорошо. Ты… нормально себя чувствуешь?
Ответа от Марджори не последовало.
Я спросила:
– Если Марджори идет к себе, можно поставить «Суперсемейку»? Кен, присоединяйся.
Барри вошел в комнату. Он поднял руки, как регулировщик на перекрестке.
– Все идет отлично. Марджори, если ты себя чувствуешь хорошо – удели нам, пожалуйста, еще несколько минут. Ты нас очень выручишь.
Губы Марджори двигались, но без слов. Я не знала, что сейчас будет. Тем сильнее было мое удивление, когда она послушно уселась снова на пол.
Барри заявил:
– Прекрасно. – Он хлопнул в ладоши. – Почему бы вам не поговорить о том, что будет завтра?
Мама спросила:
– И о чем тут говорить?
– Да говорите о чем угодно. Что вы чувствуете: волнение, воодушевление, облегчение? Мы же здесь все именно из-за завтрашнего дня. Что вы хотите сказать друг другу, или на камеру, всем телезрителям? Говорите все, что вздумается, ну хоть что-нибудь.
Кен мягко схватил Барри за руку и попросил его не давить, после чего вывел его в холл.
Мама сказала:
– Извольте. Вот, что я хочу сказать: «Пошел на хрен, Барри». Я ясно выражаюсь? Может быть повторить прямо в микрофон для тех, кто не понял? – У нее раскраснелось лицо, она крепко сжала губы, чтобы не оскалиться.
Барри прокомментировал:
– Не надо. Думаю, мы уловили, спасибо вам.
Папа сидел, обхватив голову руками. Все его тело подалось вперед, будто кто-то откачал из него весь воздух.
– Завтра. Завтра на нас снизойдет Божья благодать. Как и каждый день. – Когда он поднял голову, его глаза были закрыты. Он еле слышно нашептывал молитву.
Мама буркнула:
– Пусть завтра благодать снизойдет на Марджори. Что будет в остальные дни – без разницы.
Тут Марджори встала, выключила телевизор, подошла к маме и села к ней на колени. Марджори уже была ростом с маму, и они идеально дополняли друг друга, будто кто-то скопировал мамин образ через кальку. Мама обняла Марджори за талию.
Марджори сказала:
– Можно я вам расскажу, как это бывает… когда я не я?
Ответила мама:
– Да, конечно.
Марджори притихла на какое-то время. Мне начало казаться, что она ничего нам не расскажет, но тут она снова заговорила.
– Я проснулась посреди этой ночи. Мне нужно было сходить в туалет. В ванной я почувствовала, что меня что-то сжигает изнутри, будто моя температура подскочила на тысячу градусов. Я открыла окошечко у раковины и вскарабкалась на подоконник. На это ушло много времени, я еле-еле протиснулась через раму и чуть не выпала наружу. Я пыталась позвать на помощь, но рот не открывался. Было тяжело дышать. Все внутри меня начало утекать вниз, будто кто-то отключил во мне звук. Я чувствовала, что умираю, что именно так люди встречают смерть и хуже всего то, что это страшное чувство будет со мной вечность, оно навсегда так и останется где-то на донышке. Вот и все. Я выкарабкалась из рамы и вернулась к себе. Надела наушники и улеглась спать. Но чувство предсмертной агонии так и не оставляет меня.
– Звучит страшно, Марджори. – Мамины слова тонули в воздухе, как в зыбучем песке.
Марджори сказала:
– Я хочу попросить вас об одолжении. Останьтесь завтра со мной, когда все это будет происходить? Я хочу, чтобы вы были со мной. – Ее голос звучал испуганно, казалось, она вот-вот расплачется. В комнате было очень тихо, так что было слышно даже жужжание камер.
Мама ответила:
– Мы, конечно, будем с тобой. Папа и я тебя очень любим и будем с тобою всегда.
Папа пробормотал что-то по поводу того, что Бог тоже любит ее.
Марджори продолжила:
– Спасибо. Только Мерри тоже должна быть там.
Папа сказал:
