Естественно предположить, что и история 1792 года была выдумана отставным чиновником. Но и тогда получается любопытная деталь: значит, уже в самом начале XIX столетия такого рода выдумка реально могла появиться.
Дело ведь вовсе не в подлинности того или иного свидетельства. Самое главное — народ отвел царю-Антихристу вполне определенное место в легендах. Исключительное место, совсем непохожее на место других царей в народной памяти.
Даже если все истории о загробной жизни Петра — сплошное вранье, все равно народная молва наделила памятник Петру всеми особенностями беса! Это мимоходом было сказано к вопросу о том, Бог ли сказал «да будет Петр»… Уж очень это все полемично.
Еще о Медном всаднике
Вовсе не только городские низы, «необразованный темный народ», всерьез считали Петра существом, незримо живущим в «своем» городе. Вот хотя бы такая история, произошедшая в 1812 году. Тогда опасались вступления Наполеона в Петербург и решили увезти Медного всадника в Вологодскую губернию. Для этой цели уже приготовили плоскодонные баржи, готовы были люди, а статс-секретарь Молчанов получил на расходы несколько тысяч рублей.
В то же время некий майор Бутурлин чуть ли не каждую ночь стал видеть один и тот же сон: как он стоит на Сенатской площади возле памятника. Вдруг голова Петра поворачивается, всадник съезжает со скалы и едет к Каменному острову, к резиденции Александра I. Во дворе Каменноостровского дворца встречаются они — живой император Александр I и мертвый, бронзовый Петр I.
— Молодой человек, до чего ты довел мою Россию, — говорит Александру Петр. — Но пока я на месте, моему городу нечего опасаться.
После сих слов Медный всадник поворачивается и отправляется на прежнее место.
Майор Бутурлин добился свидания с личным другом императора, князем Голицыным. Пораженный Голицын уговорил Александра не увозить статую…
Легенда ли это? Трудно сказать. Особенно трудно проверить, действительно ли снился такой сон Бутурлину, или нет. Но вот что Медного всадника должны были увозить, а потом раздумали — это факт. И что такая история рассказывалась в среде образованных и неглупых людей — тоже факт. Кстати, майор Бутурлин дожил до преклонных лет, и этой истории отнюдь не отрицал. Тоже любопытный факт, хотя подлинности сна и не доказывает.
В XXвеке
Весь XIX век рассказывались не очень веселые истории про Медного всадника. И в XX веке тоже, причем во всех классах общества.
Тема ожившего Медного всадника появляется и в «Петербурге» Андрея Белого, и во многих стихах Серебряного века. Трудно, конечно, сказать наверняка, в какой степени авторы знали городской фольклор, а в какой — просто читали А. С. Пушкина. Тем труднее сказать, в какой степени сами они верили в то, о чем писали.
Но вот такая история — в 1903 году, в один из юбилейных дней празднования 200-летия Петербурга, к решетке Медного всадника некий старик привязал розовый коленкоровый клочок. На клочке материи были приклеены бумажки с вырезками из Библии. Старик утверждал, что нельзя было ставить «манамент» Петру, потому что «кому памятник поставлен — тот и погибнет, а душа его будет скитаться по площадям».
О судьбе старика я ничего не могу сказать, но, по крайней мере, уж он-то наверняка верил в бесовскую природу памятника. И вряд ли он один был такой.
Из собственного опыта
Расскажу еще одну историю, которая произошла лично со мной в конце ноября 1986 года. Я гулял по ночному Петербургу, пытался делать слайды — ставил фотоаппарат на штатив и фотографировал с большой выдержкой. В эту ночь планировалось отснять здание Двенадцати коллегий, Кунсткамеру и Зоологический музей с Адмиралтейской набережной, а потом и Медного всадника. Любой знающий город человек легко скажет, что, фотографируя Зоологический музей, я стоял метрах в пятистах от Медного всадника, не больше.
Сфотографировал, не снимая штатива, закурил. Было около часа ночи, мосты еще не начинали разводить. В мои планы входило выйти к Медному всаднику, сфотографировать его и потом через Неву — Двенадцать коллегий. По всем расчетам, я должен был успеть до развода мостов на Петроградскую.
Тут я увидел, как от Адмиралтейской площади быстро идет ко мне какой-то человек. Было ему лет шестьдесят, и по внешности — пролетарий пролетарием.
— Ты что тут делаешь?!
— Видишь ведь, фотографирую.
— Сбесился, что ли?! Жизни не жалко?!
И человек энергично повертел у виска — даже не одним пальцем, а всей ладонью.
— Разве тут опасно? Что случилось?
Говорил я лениво, спокойно, а человек явственно нервничал. Какое-то время он разглядывал меня, склонив голову на плечо, потом отрывисто спросил:
— Не местный, что ли?
— Не местный.
— Парень, туда не ходи, — сказал дядька, ткнув пальцем в сторону Исаакиевской площади. — Понял? Не ходи, говорю.
— Почему не ходить? Я как раз хочу пойти, фотографировать Медного всадника буду.
При этих словах дядька буквально подпрыгнул, а потом наклонился ко мне и сущим образом зашипел:
— Я говорю — не ходи! Надо тебе фотографии делать — днем можно прийти! А то ходили тут…
Дядька резко оборвал самого себя, внимательно в меня вгляделся и вдруг спросил безнадежно:
— Пойдешь?!
— Конечно, пойду.
Дядька опять махнул рукой, отбежал и крикнул уже издалека:
— Пойдешь — на меня не обижайся!
И торопливый скрип снега под его ботинками быстро стих в стороне Адмиралтейства.
Теперь представьте ситуацию: ночь, тишина, тучи висят ниже шпилей Адмиралтейства и Петропавловской крепости. Раза два пробросило снежок. Очень тихо и очень темно. Стынет громадный город вокруг, фонари погасят через час. Ну, и что прикажете делать? Побыстрее уйти? Так можно испугаться на всю жизнь. Идти в общество… хотелось бы еще знать — кого именно?
Люди пожилые и умные называют меня осторожным человеком. Молодые и пылкие — трусом. В этот раз я действовал половинчато: к Медному всаднику пошел и даже фотографировал его. Но фотографировал издали, через телескопический объектив. Фотографировал и Двенадцать коллегий — через тот же объектив, но стоя к Медному всаднику боком и не теряя его из виду.
Кстати говоря — слайды не получились. Всегда получались, и я могу показать очень неплохие ночные слайды Петербурга. Но не эти.
И конечно же я не знаю, кто был этот незнакомый пожилой дядька. Может быть, городской сумасшедший? Единственное, что могу утверждать вполне ответственно: в Петербурге и сегодня живут люди, которые ночью не подойдут к Медному всаднику. И другим очень не посоветуют. Вот и все, что я осмелюсь утверждать.
«Восковая персона»
После смерти Петра Бартоломео Карло Растрелли сделал «восковую персону» — скульптуру, имевшую точное портретное сходство. Для изготовления скульптуры была использована посмертная маска, снятая с Петра в гробу. «Восковая персона» была выставлена в Кунсткамере и имела особенность: если посетитель наступал на некое место на паркете, восковой Петр вставал с кресла и эдак приветливо поводил в воздухе рукой. Так он и сидел, восковой император, пока не случилось несчастье. По одним данным, некая дама не была предупреждена и испугалась так, что упала в обморок. По другим сведениям, получилось еще хуже: у дамы случился выкидыш. После этого «восковую персону» из Кунсткамеры все-таки убрали и хитрую механику сломали.
