После захвата Киото, начиная с 1338 года, Асикага при поддержке союзной ему линии императорской семьи стремился упрочить свою позицию сёгуна. Он стал родоначальником дома сёгунов, который оставался у власти до 1573 года. Однако система их правления весьма отличалась от изначального сёгуната в Камакуре, созданного за 150 лет до описываемых событий. Хотя у семьи Асикага и не было конкурентов и на их титул сёгунов никто не претендовал, их власть была очень ограничена. В теории они назначали местных и провинциальных губернаторов — но на практике могли только одобрять выбор знати и помещиков. Эти местные князья, позже известные как даймё, были ключевыми фигурами, которые на протяжении последующих двух столетий постепенно накапливали все больше и больше власти, объединяясь то в одни, то в другие союзы. Эти семьи привлекали все больше последователей и воинов, и постепенно создали систему, в которой семейная преданность была на первом месте, и только один сын — выбранный или усыновленный, а не по праву первородства — мог стать наследником (женщины были исключены из этого права).
Японское общество управлялось воинской элитой с ее рыцарским кодексом доблести, верности и чести. Последний пункт был закреплен в практике самоубийств после военных поражений посредством вспарывания живота, известного как сеппуку (принятый на западе термин «харакири» является вульгарным японским словом, означающим «разрезание живота»). Под формальной властью центрального правительства в Киото военные (в лице сёгуната) осуществляли реальную власть почти в каждой области. Поскольку правительство сёгуна теперь находилось в Киото, в Камакуре, где оставалась большая часть поместий семьи Асикага и где была сосредоточена экономическая власть, ввели ключевой пост канрей, или «управляющего». Пост этот занимал член семьи Асикага вплоть до 1439 года, когда, после неудачного восстания, он перешел к семье Уэсуги. Сёгунату удалось сохранить мир до 1467 года, когда растущие противоречия между даймё перешли в гражданскую войну, длившуюся более чем сто лет.
Несмотря на бурность японского политического развития в эту эпоху, с экономической точки зрения она стала периодом растущего благосостояния и процветания. Сельское хозяйство вышло на высокий уровень производства с использованием тех же урожайных сортов риса, что и в Китае, сложных систем орошения и большого количества удобрений. Судя по всему, около двух третей земли было занято под поместья, принадлежащие знати и дзайчи-рюшу — местным землевладельцам, в основном из военной элиты. Однако крестьяне имели значительную степень самостоятельности — они, а не землевладелец, судили преступления, совершенные в деревнях; крупные крестьянские восстания и протесты в 1428 и 1441 годах обеспечили отмену всех долгов.
Крестьяне постепенно переходили от уплаты налогов и сборов в натуральной форме (обычно киотским помещикам) к денежной, все более широко участвуя в торговле, то есть увеличивая богатство общества. С XI века Япония торговала с Кореей и Китаем на собственных морских судах, а в 1404 году, после того как Ёсимицу, третий сёгун из рода Асикага, вступил в официальные отношения с правителями Мин, торговля регулировалась в рамках официального же межгосударственного договора. Япония продавала Китаю медь, серу, древесину и высококачественные мечи (37 000 в год к 1480-м годам). В свою очередь в страну потоком хлынула китайская валюта. Таким образом возникла монетарная экономика; вскоре купцы создали механизмы кредитования, систему денежных переводов и займов под проценты через банкиров или «людей-складчиков».
Для противостояния местным властям купцы создавали объединения дза, аналогичные европейским гильдиям, эти союзы вели переговоры с правителями и получали освобождение от уплаты местных налогов. Они создали автономные торговые подразделения в крупных городах. На торговле с материком выросли западные порты — Хаката (теперь часть Фукуоки) и Сакаи (позже ставший частью Осаки), во внутренних укрепленных городах появились большие рынки.
С XIII века буддизм в Японии быстро рос. Здесь он приобрел уникальные характеристики, далеко ушедшие от предшествующего китайского варианта этого учения. Большинство воинов-самураев были буддистами — но смешения рыцарства и религии не возникало, в отличие от аналогичных групп в Европе — в Японии эти два понятия стояли отдельно. В 1175 году в Японии появились сектанты направления Дзедо с их верой в рай Будды Амиды и возрождение через простое и искреннее повторение имени Будды. Буддистский двор в Киото объявил эту секту не-буддистской — что было справедливо, поскольку они отвергали почти все учение Будды. Тем не менее, секта Дзедо приобрела широкую известность.
С 1222 года появилась новая секта, Нитирэн. Она переняла многие характеристики из школы «Чистой земли» — но акцентировала внимание на сутре Лотоса, и в ней гораздо больше была выражена японская культура. Наиболее влиятельным, особенно в Киото во время сегуна Асикага, стало движение Дзен, которое принесли сюда в XII столетии монахи, побывавшие в Китае. Дзенская школа Риндзай официально была сформирована в 1191 году, а Сото — в 1227 году. Несмотря на их различия, обе школы подчеркивали необходимость твердости характера, дисциплины и отказа от схоластики вместе с упором на роль гуру (учителя) и непосредственный опыт просветления. Последний мог быть получен путем дзадзен (медитации) и использования коан — неразрешимых интеллектуальных задач, направленных на экзистенциальное просветление.
[Дальнейшая история Японии — см. 18.6]
15.5.3. Юго-восточная Азия
[О более ранней истории Юго-Восточной Азии см. 12.2.1]
В отличие от Японии, Юго-Восточная Азия по-прежнему оставалась в центре океанских торговых путей. Она была ключевым связующим звеном между Индийским океаном и морями, над которыми господствовал Китай. Важным событием в конце XIII века, после окончания монгольских набегов, было восхождение в 1294 году Кетараджасы на престол царства Маджапахита в центральной части Явы. При его правлении был достигнут более высокий уровень внутреннего контроля, с уплатой налогов непосредственно в центр, а не через местных правителей. По сути, впервые в Юго-Восточной Азии была установлена прямая связь между сельскохозяйственными излишками, производимыми в областях, где выращивали рис на затопляемых полях, и где товарность экономики постоянно возрастала, и контролируемыми центральной властью торговыми портами.
Маджапахит также распространил свою власть на Суматру, часть Борнео и Малайский полуостров, создав обширную торговую империю. Большая часть богатства образовывалась за счет довольно низких налогов на международную торговлю, которая проходила через порты царства. Торговля с Китаем была особенно важна, поскольку торговцы издалека охотно покупали местные пряности, и в государство Маджапахит постоянно текло золото. Когда Марко Поло прибыл сюда по пути домой из Китая, он решил, что эта страна — самая богатая на Земле, и гораздо богаче, чем Европа.
В конечном счете правители Маджапахита не смогли сохранить контроль над всей империей. В 1402 году принц Парамешвара, беглец с юго-восточной Суматры, завоевал небольшой город Малакка, который удобно располагался на торговых путях с севера через Малаккский пролив. В XV столетии этому городу суждено было стать доминирующим торговым центром в регионе. Это свидетельствовало о появлении нового пути развития, когда отдельно взятый портовый город мог добиться процветания в качестве независимого государства, поскольку богатство, получаемое от торговли, позволяло обойтись без присоединения внутренних районов до тех пор, пока сохранялся непрерывный транзит товаров и провизии. Наряду с Малаккой возвысились другие государства, такие как Ачех и Джохор, но они слишком полагались на импорт продовольствия (в основном — риса, соли, сушеной рыбы и перца) для поддержания своих жителей.
