Спустя четыреста лет после первых путешествий в Америку Европа стала доминирующим регионом мира. Европейцы неоднократно пытались сами найти объяснение своим успехам. Идеи расового превосходства, особого беспокойного и пытливого европейского характера или божественного руководства в настоящее время вышли из моды, и их пытаются порой заменить понятием «европейского чуда», каким-то образом наделившим уникальными привилегиями именно эту часть мира. Все объяснения строятся на основе, которую считают особым европейским наследием: внутренние географические преимущества, наличие ряда небольших государств вместо одной большой империи, особый тип семейных отношений, частная собственность, свободный рынок контрактов, накопление богатств, зарождение капитализма и рациональный научный ум. На практике, как показали предыдущие главы, в 1492 году Европа мало чем отличалась от остальной Евразии, разве что своей относительной отсталостью. Европейская агротехника оставалась малопродуктивной, торговля, ремесло и уровень благосостояния были намного ниже, чем в остальной Евразии. Свободный рынок, законодательно обеспечиваемые контракты, частная собственность и накопление значительных богатств в руках купцов были к этому времени совершенно обычным делом в Китае уже более тысячи лет, да и в других регионах Евразии также не были редкостью. Европейские торговые города не представляли собою уникального явления — аналогичные независимые образования были рассеяны также по всей Евразии и зачастую были намного более космополитичны. Европа никак не могла претендовать на звание технологически креативной области Евразии, если не считать создания вертикальной ветряной мельницы и механических часов. Главное, что происходило в данной отрасли в период после 1000 года н.э., — это усвоение технических достижений, разработанных в других местах, особенно в Китае — чугун, бумага, книгопечатание и порох. Не имела Европа также преимуществ в технике мореплавания. И в этой отрасли она усваивала изобретения китайцев (кормовой руль и компас) и арабов (треугольный парус), однако и при этом корабли были все еще размером всего в одну четверть китайской джонки для океанских плаваний. Мореходы исламского мира, Индии и Китая проделывали столь же дальние переходы, как и европейцы, и часто с намного большей эффективностью. Хотя западной Европе посчастливилось избежать сокрушительных монгольских нашествий, она все еще была далеко не так зажиточна, как остальные регионы Евразии. Это не удивительно, потому что еще в 1000-м году она была периферийным, окраинным регионом континента, с малочисленным населением, неразвитым сельским хозяйством, редкими городами, слабой торговлей и отсталым политическим строем. За следующие пятьсот лет Европа заметно выросла, но ей еще предстояло пройти длинный путь. Единственным существенным преимуществом Европы было ее географическое положение. Находясь на дальнем западном краю Евразии, этот регион получил возможность достигнуть Америки, обнаружив там общество, стоящее на значительно более низком уровне развития. Именно богатства, награбленные в обеих Америках, — сперва золото и серебро, затем плоды рабского труда на плантациях — позволили Европе нагнать остальные регионы Евразии. Затем западная Европа при помощи этих богатств купила себе путь к азиатским рынкам и обеспечила себе прочие преимущества. Примерно к 1750 году Европа находилась уже почти на том же уровне финансов и развития, что и вся остальная Евразия, и была в состоянии начать утверждаться за счет более древних сообществ, в частности Индии, и развивать другие, малозаселенные регионы мира — северную и южную Америку, Австралию и Новую Зеландию. В тот же период произошел решительный отход от аграрных и торговых систем, прежде доминировавших в истории Евразии. Именно этот переворот не сумели совершить китайцы на шестьсот лет раньше во времена династии Сун. В масштабах Евразии подъем Европы можно расценивать как еще одно проявление общеисторического феномена — внезапного нападения периферийного сообщества на богатые и устойчивые сообщества, причинившего значительный, но кратковременный ущерб. Часть сообществ Евразии пала под этим напором, но другие сумели найти способы, как это бывало и в прошлом, приспособиться к новой ситуации, впитать новые элементы и создать новое, синтетическое целое.
16.2. Колумбов мир: болезни
[О заболеваниях в предыдущие периоды см. 10.1 и 15.1]
Как мы видели, экстенсивные контакты (первоначально — преимущественно торговые связи) в пределах Евразии способствовали распространению болезней на всем континенте. Поначалу заболевания отличались ужасающей вирулентностью, как, например, во время тяжелых эпидемий между 200 и 700 годами н.э. или «Черного мора». Однако постепенно люди приобрели некоторую степень иммунитета, и болезни стали эндемичными и несколько менее опасными. Народы обеих Америк находились в совершенно другом положении. Все данные свидетельствуют о том, что к 1500 году они были намного здоровее в целом, чем европейцы. В связи с отсутствием одомашненных животных (основного источника человеческих болезней) они избежали заболеваний, сопровождающих переход к земледелию. Несомненно одно — они никогда не страдали от болезней, свойственных Евразии, и не имели к ним иммунитета. Потому само по себе появление европейцев было событием катастрофическим. Решающим оказался не технический перевес, а мощное, хотя и не намеренно примененное, оружие заболеваний. Европейцы не пришли в пустующие земли, чтобы колонизовать Америку, но на протяжении столетия они превратили континент в пустыню.
Первой болезнью, поразившей Америку, стала оспа, вспыхнувшая на Антильских островах в 1519 году. То, что она не проявилась ранее, сразу после путешествий Колумба, это чистая случайность — путешествие ведь было длительным, и на кораблях не оказалось носителей болезни. Теперь эпидемия распространилась сперва на Юкатан, а затем сыграла решающую роль при захвате ацтекской столицы Теночтитлан Эрнандо Кортесом с его горсткой солдат. Они ворвались в столицу, но были отброшены и вынуждены отойти в Тлакскалу, чтобы перегруппироваться. В это время в Теночтитлане уже два месяца бушевала эпидемия. Погибло огромное количество жителей, в том числе и многие ацтекские вожди, включая Читлахуака, который принял власть после смерти Моктецумы
[57] и пытался организовать сопротивление захватчикам. Однако ацтекское сообщество было полностью деморализовано и сопротивляться возобновившимся атакам испанцев уже не могло.
В Перу оспа тоже появилась раньше Писарро и его шайки авантюристов и принялась опустошать земли инков, уже основательно пострадавшие от гражданской войны между правителями страны. Хотя противник ацтеков и инков и обладал техническим превосходством, на стороне местных жителей была многочисленность, и они вполне могли устоять хотя бы перед первым напором горстки европейцев, если бы не болезнь. Эпидемия привела к серьезным нарушениям в функционировании общества: мертвых было так много, что уцелевшие не успевали их хоронить, и тела истлевали прямо на улицах. Почти каждая семья понесла потери, а выздоровевшие были либо обезображены оспой, либо ослепли. Более того, пришельцы, по всей видимости невосприимчивые к жуткой болезни, начинали казаться существами высшего порядка, полубогами. Потому и неудивительно, что местные жители не могли оказать эффективного сопротивления. Однако туземное население американских континентов поражала не только оспа. Ее воздействие было усилено корью в 1530—1531 годах, затем тифом в 1546 году (он и в Европе еще был относительной новинкой, впервые проявившись в 1490-е годы). Другие болезни прибыли в Америку из Африки, вероятно, с рабами, которых привезли европейцы. Малярия стала эндемичной в районе Амазонки к 1650-м годам, а желтая лихорадка появилась на Юкатане и Кубе в 1648 году, куда ее переносчик, особый вид комара Aedes aegypti, прибыл в корабельных бочках с водой.
