На протяжении XVII столетия европейцы постепенно пришли к выводу, что массовый вывоз африканских рабов — наилучшее решение вопроса. Сложившаяся в Атлантическом регионе система плантаций отличалась рядом своеобразных черт. Построенная практически полностью на рабском труде, она все же не позволяла населению, состоящему из рабов (и их хозяев), стать самодостаточной, — всюду, кроме Северной Америки. Поэтому для нормального функционирования она нуждалась в постоянном притоке рабов. При этом рабовладельческие плантации, особенно производящие сахар, являлись образцом крупных сельскохозяйственных предприятий капиталистического типа, нуждавшихся в больших капиталовложениях для их организации и содержания. Их продукция, кроме того, практически вся предназначалась на экспорт. Соответственно, экономика Атлантического региона, в том виде, в каком она утвердилась, с начала XVII столетия была прочно завязана на африканских рабах, на их эксплуатации и прибылях, которые европейцы извлекали при этом. Средняя длительность жизни раба на островах Карибского моря, даже молодого здорового мужчины, составляла около семи лет. В 1690-х годах такого раба можно было купить примерно за 20 фунтов, что равнялось стоимости сахара, производимого за год одним рабом. После выплаты других расходов, даже при высокой смертности, рабовладелец все равно оставался с неплохим барышом. То, что рабы не успевали обзавестись потомством, было несущественно.
Европейское общество отличалось грубостью и жестокостью. Условия жизни низов общества, особенно осужденных преступников, «бродяг» и «ленивых оборванцев» были ужасными, и ирландские крестьяне в 1840-х годах находились, пожалуй, в худшем экономическом положении, чем многие рабы в предыдущие века. Однако в отношении к этим людям и к рабам существовала значительная разница. Например, на корабли, курсирующие между Африкой и Америкой, набивали в четыре раза больше африканских рабов, чем грузили европейских каторжников на аналогичные суда в Европе. В этом сказывались представления европейцев о том, как следует обращаться с африканцами. Статус рабов отличался от положения даже самых угнетенных работников в европейских странах, потому что порабощенные не имели никаких человеческих прав — не только права на свободу, но также на семью и детей (то, что у рабов все-таки бывали семьи, дела не меняло, поскольку они полностью зависели от воли хозяина и могли быть — и часто бывали — разлучены ради прибыли). Африканцы стали собственностью, как видно из официального заявления англичанина, министра юстиции, сделанного в 1677 году: «негров следует рассматривать как товар и имущество». В конечном счете (а часто и более откровенно) рабство основывалось на насилии. Рабовладельцам приходилось балансировать между необходимостью заставить рабов трудиться и сохранением их жизней. Основой управления был бич и побои, с еще более жестокими наказаниями в резерве. Законодательство поддерживало рабовладельцев и давало им свободу действий — убийства раба не считалось преступлением в английских колониях, поскольку предполагалось, что ни один хозяин не станет без причины уничтожать свою же собственность. Непокорных наказывали, прибив их руки и ноги к земле, и затем сжигая сперва кисти и ступни, а затем конечности целиком, обеспечивая тем самым очень медленную и мучительную смерть. За меньшие «преступления» рабов кастрировали, отрубали топором половину ступни, бичевали с последующим втиранием перца и соли в раны. Эти зверские расправы считались у рабовладельцев необходимой мерой безопасности. Причина в том, что на некоторых из островов Карибского бассейна четыре из пяти жителей были рабами — неслыханная пропорция в мировой истории.
Рабы, прибывавшие в Америку, были деморализованы порабощением и пережитым ужасом переезда из Африки. На новом месте им давали новые имена, что еще больше их дезориентировало. Почти три четверти из них отправляли на плантации сахарного тростника, где рабы испытывали еще одно потрясение от навязанного им режима с полным подчинением начальникам и тяжелой работой. Европейцы создали миф о том, что африканцы якобы были прекрасно приспособлены к тяжелому труду в тропическом климате, хотя большинство из них происходило из областей с совершенно иными климатическими условиями и выросли в обществе, где полевыми работами занимались преимущественно женщины. На самом деле, во многих регионах Карибского бассейна женщины составляли до двух третей полевых работников. Им приходилось также свыкаться с угрозой сексуальных домогательств со стороны хозяев и пониманием, что они родят детей-рабов, увеличив тем самым доходы владельца. Однако на чистом насилии система рабства не могла бы просуществовать долго. Рабам следовало предоставить некую перспективу «карьеры», улучшения условий: они могли стать надсмотрщиками или домашней прислугой, могли завести семью (даже при условии вечного страха, что семью разлучат), небольшой клочок земли; им предоставляли отдых по воскресеньям и возможность кое-какого общения с другими рабами.
Несмотря на эти минимальные послабления, сопротивление на всех уровнях было обычным явлением — люди отказывались исполнять тяжелые работы, прибегали к мелкому воровству и саботажу. Открытый бунт был редким явлением, поскольку организовать его было трудно, а рабовладельцы строили свою систему именно на постоянном ожидании бунта. Только однажды восстание удалось в широких масштабах на Гаити в 1790-е годы. Восстания в Виргинии в 1800 году и под руководством Ната Тернера в 1831 году были скорее исключением, чем правилом. Другие серьезные волнения в бассейне Карибского моря имели место в начале XIX столетия — на Барбадосе в 1816 году, на Демераре
[63] в 1823 году и на Ямайке в 1831—1822 годах. После подавления каждого из них были казнены сотни рабов. Европейские власти осознавали, что в их интересах держать рабов под контролем, и на протяжении колониальных войн XVII и XVIII веков всеми силами старались воспрепятствовать новым восстаниям.
Единственной альтернативой для рабов оставался побег. Но на островах Карибского моря он был почти невозможен, а в Северной Америке сложилась прочная законодательная база и эффективная система возвращения беглецов. Тем не менее, районы, контролируемые беглыми рабами, все же существовали, даже в отдаленных регионах Вест-Индских островов, таких как Ямайка. Самым обширным был район Пальмарес в Пернамбуко в 1672—1694 годах. Его столицей был Макако (в настоящее время — бразильский город Унайо), а территория простиралась на 130 миль вдоль побережья и на сто миль вглубь материка. Для покорения этого участка потребовалось несколько лет серьезных военных операций.
17.2. Бразилия: рабство и плантации
Наиболее характерные составляющие экономики Атлантического региона — плантации, рабство и торговля с Африкой — достигли высшего развития в Бразилии, под властью португальцев, в начале XVII столетия. За долгую историю рабства в Атлантическом регионе большинство африканских рабов перевезли именно в Бразилию, и она последним из государств региона отменила рабство в 1888 году. Португальская империя строилась на коммерческой основе с самого начала, хотя до 1580-х годов Бразилия играла в ней лишь незначительную роль. В этом регионе не было легко добываемых драгоценных металлов, и корабли приплывали в Бразилию в основном за деревом, из которого изготовлялась хорошая красная краска. В стране жило около трех миллионов коренных американцев, однако они проживали вразброс и потому избежали массового воздействия европейских болезней. Поначалу туземцы с легкостью привлекались к торговле европейскими товарами, но вскоре они получили все, что им было нужно. В 1549 году была основана небольшая колония в Байе, а превосходная естественная гавань Рио де Жанейро была впервые заселена французами (португальцы отобрали ее в 1550-х годах). Только на этом этапе правительство начало выдавать концессии с правом на эксплуатацию туземцев (по системе, аналогичной испанским энкомьендам) различным авантюристам. Началось устройство плантаций для выращивания сахарного тростника; они процветали, поскольку на северо-востоке Бразилии почва и климат были идеальны для этого, а также было достаточно рек и ручьев для привода в действие сахарных мельниц. На островах Атлантики такое производство приходило в упадок, поскольку плодородие почвы снизилось, и уже к 1580 году Бразилия производила в три раза больше сахара, чем Мадейра и Сан-Томе вместе. Производство основывалось на интенсивном использовании рабского труда туземцев — к 1570 году таких рабов было, вероятно, около 50 000. Одним из крупнейших рабовладельцев был орден иезуитов; они также нанимали рабов у других владельцев. Каждый из прибывающих поселенцев покупал рабов, чтобы не заниматься самому физическим трудом. Один из ранних комментаторов заметил: «Первое, что они стараются приобрести, это рабы для работы на фермах. Всякий, кому удастся получить две-три пары рабов, обретает средства к поддержанию своей семьи на достаточно респектабельном уровне, даже если у него нет никаких других видов имущества. Ибо один ловит для него рыбу, другой охотится, а прочие пашут его поля и ухаживают за ними».
