Вследствие увеличения численности населения расширялся рынок для товаров, производимых ремесленниками, но у большинства крестьян никогда не оставалось чистого дохода в таком количестве, чтобы они могли стать серьезным рынком сбыта для этой продукции. Элита же, хотя и относительно богатая, была слишком малочисленна и тоже не могла являться значительным рынком сбыта, за исключением некоторых предметов роскоши. Однако торговля была решающим фактором в создании дополнительного богатства. Постепенно, со многими спадами и подъемами, количество и многообразие продаваемых товаров возрастало, как и расстояния, на которых была возможна торговля. Это очень медленно, но увеличивало богатство общества. Параллельно накопление технологических изменений на протяжении многих веков — новые источники энергии, такие, как вода и ветер, и изобретение новых продуктов, к примеру, чугуна, шелка и бумаги — создавало новые рынки и новые возможности. Но важнее всего следующее: благодаря распространению идей и технологий по Евразии каждому обществу не приходилось самостоятельно открывать все процессы, поэтому изменения становились кумулятивными, и их скорость увеличивалась.
Избавление от этих ограничений и развитие экономики, становящейся все более индустриальной, требовало объединения и правильного взаимодействия ряда факторов. Технология — создание новых процессов и продуктов — была очень важна. Но было необходимо предварительное накопление богатства, чтобы обеспечить капитал для разработки новых машин, технических приемов и создания рынка для реализации продукции. Для производства новых продуктов были нужны трудовые ресурсы — но на текущий момент большинство людей уже было занято в сельском хозяйстве для обеспечения достаточного количества продовольствия. Следовательно, увеличение производительности сельского хозяйства было необходимо, но с условием избегания ловушки, когда увеличивающееся население потребляет дополнительный сельскохозяйственный излишек, не оставляя достаточного количества на содержание растущей рабочей силы, занятой в промышленности. Большее число бедняков не могло создать рынок для новых продуктов — для этого требовалось увеличение богатства и располагаемого дохода. Учитывая необходимость в постепенном накоплении ряда новых технических приемов и то, что долгое время не удавалось найти правильного соотношения между всеми действующими факторами, нет ничего удивительного в том, что при переходе от преимущественно сельскохозяйственного общества к индустриальному все государства Евразии столкнулись с огромными сложностями.
Очевидно, что Китаю во времена династии Сун в XI—XII веках почти удалось осуществить этот прорыв. В нем имелось высокопродуктивное сельское хозяйство, товарная экономика, был проведен ряд ключевых технологических усовершенствований и быстро росло промышленное производство. В конечном счете переход так и не состоялся из-за вторжения на север чжурчженей, за которым в XIII веке последовало завоевание страны монголами.
Почему же Британия и затем Западная Европа смогли осуществить этот переход в период с середины XVIII до середины XIX века? Раньше часто утверждалось, что эти изменения явились результатом уникального европейского поиска и «динамичного духа» — как утверждал в начале XX века Макс Уэбер, исходя из декларируемой протестантской этики тяжелого труда, предприимчивости и самосовершенствования. Во второй половине XX века благосклонно встречаемые объяснения обычно строились вокруг институционных факторов и идей экономики свободного рынка, ограниченных прав правительства, ненарушаемости договора, свободного накопления богатства и социальной стабильности посредством развития комплексного гражданского общества.
Все эти аргументы по-прежнему основаны на предполагаемой европейской исключительности — что не учитывает опыта остальной части Евразии. Другие государства на этом континенте были не в меньшей степени предприимчивыми, технологически динамичными и нацеленными на накопление богатства. В Китае свободное крестьянство по меньшей мере на 1500 лет раньше, чем в Европе, стало неотъемлемой частью высокотоварной экономики, включающей неприкосновенность договора, технологические инновации и накопление богатства в большом масштабе. Как мы уже видели, Китай и Индия были богаче Европы по крайней мере до середины XVIII века, и уровни объема промышленного производства на человека были там такими же высокими, если не выше.
Более убедительное объяснение конечного успеха сначала Британии, а затем всей Западной Европы заключается в том, как они смогли использовать свое уникальное положение в мире для преодоления ограничений, присущих государствам с доиндустриальной экономикой.
20.3. Европа: продовольствие и население
[О Китае в этот период см. 19.7.2]
Во многих отношениях XVIII век стал неблагоприятным временем для фундаментального экономического прогресса. Во всем мире быстро росла численность населения. В Китае она более чем удвоилась — от 160 млн до 330 млн человек. В Европе она увеличивалась медленнее и возросла на 30 % — от 120 млн до 180 млн человек, хотя в некоторых странах процесс шел значительно быстрее — население России более чем удвоилось. В начале XIX века численность населения мира перешагнула отметку в один миллиард.
Причины столь быстрого роста далеко не ясны, поскольку не наблюдалось никаких значительных улучшений в медицине. Наиболее вероятным объяснением является долгий внутренний мир в Китае в сочетании с влиянием на весь мир более продуктивных сельскохозяйственных культур, распространяемых из Северной и Южной Америки. Похожие всплески роста происходили и в прошлом (хотя и не в таком масштабе), приводя к растущему обеднению, избытку рабочей силы в сельской местности — и, в конечном счете, к всеобщей нехватке продовольствия. При подобных обстоятельствах избавление от ограничений доиндустриального общества было маловероятным.
В прошлом нередко утверждалось, что именно европейская агрокультура, особенно британская, заложила основы для роста индустриализации. Считалось, что этого удалось достичь вследствие увеличения продуктивности в течение примерно века до 1750 года. Этот процесс сочетался с принудительным освобождением излишних трудовых ресурсов в сельской местности после огораживания земель помещиками с целью создания рабочей силы для расширяющейся индустриальной базы. Рост благосостояния в деревне создавал рынок сбыта для товаров, производимых в развивающемся промышленном секторе, что приводило к возникновению циклического роста
[96] и увеличивало богатство.
Сейчас очевидно, что это объяснение излишне слишком многое упрощает и верно лишь отчасти. Почти не приходится сомневаться в том, что в течение века до 1750 года сельское хозяйство в Англии стало более товарным (таким же образом, как чуть ранее в Нидерландах) и заняло место среди самых продуктивных в Европе. Продуктивность росла примерно в два раза быстрее, чем численность населения, посредством ряда небольших кумулятивных улучшений — заимствования новых культур, улучшения севооборота и использования новых машин. Большинство изменений шло от мелких фермеров, а не от «совершенствующихся помещиков», вроде Таунсенда «Репы»
[97] и Джетро Талла
[98], которые ранее получали крайне высокую оценку. Главным вкладом помещиков стало огораживание — захват более семи миллионов акров общинной земли и превращение ее в частную собственность.
