— Ты забавная. Нравится мне твое чувство юмора.
Он склоняется ниже и протягивает ко мне руки.
— Не трогай меня! — тут же дергаюсь я.
— Так и будешь валяться на полу? — интересуется безэмоционально.
Смаргиваю слезы и судорожно сглатываю.
— Ладно, — решаюсь. В нос забивается запах гари и пыль, и я сдержанно киваю, — Ладно, посади меня назад.
Он легко поднимает меня с пола и усаживает назад на расшатанный школьный стул.
— Можешь расцепить мои руки? Я все равно не смогу сбежать.
Егор склоняет голову набок, наблюдая за мной с интересом, так, словно перед ним забавный зверек. Всем своим видом показывает, что я забавный зверек и есть, что он легко разгадал мою уловку и вестись на нее не собирается.
— Нет, птаха. Я, может, хочу с тобой поиграть, прежде чем ты сдохнешь. А так ты будешь более сговорчивая и ласковая.
— Только попробуй, — шиплю я сквозь зубы.
— Это мне в тебе и нравится, — усмехается он, — На вид невинная и милая девочка, а внутри прячется такая бунтарка и непослушная тигрица.
— Хватит! — обрываю я его дурацкие насмешки, — Где мои дети?! Егор, они не при чем… Пожалуйста, делай со мной все, что хочешь, но отпусти их!
— Ты хочешь знать, где они? — спрашивает мужчина серьезно, — Действительно хочешь?
— Конечно! Конечно я хочу! — быстро киваю я.
— Тогда сначала придется поработать, — с ухмылкой на губах кивает Егор вниз, на свою ширинку, — тебе даже на колени вставать не придется, такая удобная поза.
Отшатываюсь, вжимаясь в спинку стула, и прожигаю его снизу вверх взглядом, полным ненависти.
— Да, девочка, вот такой взгляд меня заводит еще больше, — наклонившись ко мне, Егор поднимает мой подбородок выше и выдыхает это прямо в губы.
Дергаюсь, чтобы скинуть его руку, которую он кладет на мою шею и, резко подавшись вперед, больно кусаю этого урода за щеку.
— Ай! — Егор выпускает меня и разгибается, зажимая ладонью щеку, по которой густыми потеками катится кровь. Но взгляд его моментально становится жгучим, наполняется чем-то жестким, словно маниакальным, и он довольно ухмыляется.
— Строптивая сучка, — он хватает мои волосы на затылке, сжимает в кулаке, и дергает вниз, заставляя поднять к нему лицо. Сощурившись, вкрадчиво произносит, — Думаешь, для тебя все хорошо закончится? М, птаха?
— Главное, что для тебя все закончится хреново, придурок, — несмотря на боль, отвечаю я, крепко стиснув зубы.
— Когда сдохнут твои дети и оба любовника, я попрошу тебя у Клима. И вот тогда мы с тобой повеселимся по-взрослому, — оскаливается Егор и одним движением отшвыривает меня от себя.
Не удержав равновесия, я падаю вниз, и приложившись головой о выступающую часть лестницы, проваливаюсь в спасительную темноту.
Глава 26
Голова ужасно трещит и я, морщась, часто хлопаю глазами, чтобы разглядеть в мелькающих перед ними мушках помещение. Приходится сосредоточиться, потому что выходит это не сразу. Но кто-то настойчиво и слегка грубо похлопывает по щекам и это приводит в чувство почти моментально. Потому что я вспоминаю, где я и что происходит.
— Пришла в себя? — интересуется у меня знакомый голос.
Я резко дергаюсь, когда взгляд выхватывает сидящего рядом со мной на стуле Клима.
Отпрянув, насколько возможно, вглядываюсь в него, а затем скольжу жадным взглядом по обстановке позади старика, надеясь увидеть Тимура или Лесю. Но кроме нас с Корнеевым в помещении никого нет, даже пресловутый Егор испарился куда-то.
— Как себя чувствуешь? — Клим поджимает губы и смотрит на меня с напускным сочувствием, — Бедняжка, сильно ударилась?
Из-за того, что руки пристегнуты, сесть получается с трудом.
— Хватит заговаривать мне зубы! — сквозь зубы говорю я, — Где мои дети?!
— О, они уже тут, и скоро придут к тебе, — миролюбивым тоном произносит Клим, отстраненно улыбаясь.
— Что… — голос срывается, — что ты с ними сделал?
— Ничего, совсем ничего. Они в порядке, Соня. Немного напуганы, но не пострадали, если ты об этом.
Я… не верю ему. Не верю, что все разрешится вот так просто. Взгляд у Корнеева отрешенный, безучастный, словно он не здесь сейчас, а где-то далеко мыслями. И почему-то это придает ему какой-то полубезумный вид, такой, что даже мурашки пробегают по коже.
— Клим… отпусти их, — не выдержав, умоляю хрипло, — Пожалуйста. Пусть Егор отвезет их куда-нибудь в безопасное место… к моей маме! Да, туда. Пожалуйста! Я сделаю все, что захочешь. Всё! И Лютый тоже, я уверена.
— Конечно, — кивает Клим, глядя куда-то поверх моей макушки, и растягивает губы в подобии улыбки, — Конечно вы сделаете. Я тоже в этом уверен, — он переводит взгляд на меня и приторно-ласково говорит, — Ты переживаешь за малышей, я понимаю. Я помогу воссоединиться вашей семье.
Его голос пугает. Он не говорит ничего страшного, никаких угроз, но в нем слышится что-то такое, от чего сердце надрывно ноет и с головой захлестывает безнадега.
— Клим… — произношу я, и в горле пересыхает. В глазах застывают слезы, но сил плакать уже нет.
Я буду умолять его, как только смогу.
— Я сделаю всё, что потребуется, всё. Пожалуйста…
Корнеев склоняет голову набок, начисто игнорируя мои слова. А может попросту не слыша.
— Ты выбрала не ту сторону, Соня.
Эти слова я ожидала услышать меньше всего. Несколько секунд я просто оторопело пялюсь на старика, не в силах выдавить хоть какие-то слова. Лишь когда возмущение берет верх, буквально закипая под кожей, не выдерживаю:
— Ты угрожал моему ребенку с самого начала! Разве у меня был выбор? Мы никогда не были и не будем на одной стороне.
Клим поджимает губы и неопределенно хмыкает, отводит голову в сторону, глядя куда-то вдаль.
— С самого первого взгляда на тебя я понял, что ты проблемная. Столько неприятностей от тебя одной, посмотри-ка. Ни Лютый, ни Демид не были с тобой счастливы.
— Что? — поперхнувшись воздухом, сдавленно спрашиваю я, но, так и не дождавшись ответа, интересуюсь тихо, — Ты в своем уме, Клим? То есть это я все начала? Я угрожала?
— Если бы я пристрелил тебя тогда, все бы закончилось.
— Хочешь сказать, я виновата в том, что хотела выжить и спасти своего ребенка?? Не дать тебе отобрать у Лютого дочь, чтобы ты заставить его думать, что мы все погибли в горящей машине? Ну ты и лицемер, Клим… — пораженно выдыхаю я, откидывая голову назад и прислоняясь затылком к стене.
Не знаю, что меня поразило сейчас больше всего. Наверное все-таки то, как легко Корнеев нашел себе оправдание. В его мире все это звучит логично — виноват не он, просто его вынудили так действовать. Может он уже сошел с ума?
