– Получается, союзники играли решающую роль, иначе их измена не повлияла бы так радикально на ситуацию на фронте? – спросил один провинциальный журналист.
Дезире моргнул и покачал головой на манер преподавателя, которого разочаровал непонятливый студент:
– У каждой военной ситуации, мсье, есть точка равновесия. Измените ее положение, и все изменится.
Именно в такие моменты даже Варамбон не скрывал восхищения.
Дезире решил успокоить самых боязливых технической информацией:
– Вам это может показаться парадоксальным, господа, но давайте спросим себя, не будет ли нам выгодно, чтобы немцы гнали наши войска до Ла-Манша. – В зале поднялся шум, и Дезире плавным взмахом руки успокоил публику. – Наши союзники способны превратить мнимую победу в жестокое поражение. Британцы установили систему подводных труб, которые могут залить поверхность моря нефтью и при необходимости поджечь ее, превратив акваторию в гигантский костер. Если немецкие корабли сунутся в пролив, их сожгут и потопят! Французскому флоту останется высадить солдат на сушу, чтобы они завершили операцию, начатую флотом: полностью разгромили немецкую армию.
– Взгляните! – воскликнул де Варамбон, с видом триумфатора потрясая каким-то документом.
Изможденный заместитель директора раздраженно выхватил у него «компромат». Пролистав его, чиновник, не спавший уже девять ночей, не стал ни о чем спрашивать, он ждал объяснений.
Исходивший нетерпением де Варамбон начал объяснять:
– Это список выпускников Национальной школы восточных языков
[54], получивших дипломы в тысяча девятьсот тридцать седьмом году. В нем нет Дезире Миго. На случай возможной ошибки я выписал всех – с тридцать пятого по тридцать девятый год, всего пятьдесят четыре фамилии. Ни одного Дезире Миго!
Ликование этого человека было сравнимо разве что с его гордыней и глупостью.
Вызванный в кабинет начальника Дезире издал резкий смешок – так кричит ночная птица, так скрипит дверь, – настолько неприятный, что окружающим следовало радоваться тому, что мсье Миго смеется редко.
– Бюрнье.
– Что, простите?
Дезире вытянул руку и указал на фамилию Бюрнье в списке выпускников 1937 года.
– Девичья фамилия моей матери – Бюрнье, так что я – Бюрнье-Миго по отцу и матери, но двойная фамилия отдает педантизмом, вам так не кажется?
Заместитель директора выдохнул с облегчением. Варамбон, этот одержимый идиот, в третий раз едва не отнял у него Дезире, чем очень его утомил.
А Дезире развлекался. У Варамбона уйдет много времени на поиски реального Бюрнье, умершего в 1938-м. Все его попытки разоблачить «выскочку Миго» проваливались из-за неразберихи, поглотившей французские власти. Почта работала плохо. Телефон еще хуже. Преследователь Дезире добился жалких успехов, недостаточных, чтобы поколебать в «Континентале» позиции очкарика.
В первые три дня июня здание начало пустеть, как предприятие, заявившее о банкротстве. Толчея на лестницах, столпотворение в больших залах и крики уступили место перешептываниям, приватным беседам, встревоженным лицам и уклончивым взглядам. Люди ходили по коридорам, как по палубам «Титаника», даже на пресс-конференциях стало меньше публики.
3 июня 1940 года самолеты люфтваффе разбомбили заводы «Рено» и «Ситроен». Парижское предместье
[55] получило удар в самое сердце. Из ста погибших большинство оказались рабочими. Умы и души парижан были смущены. Немецкие асы не в первый раз «резвились» в парижском небе, но после Арденн, Фландрии, Бельгии, Соммы и Дюнкерка люди почувствовали себя загнанными.
Под прицелом оказались не другие, а они сами. Начался «воробьиный разлет»: сотни, тысячи парижан бежали на юг.
Войско цензоров поредело, и заместитель директора как никогда раньше нуждался в Дезире.
Черту под делом подвело странное происшествие.
Рано утром Дезире направлялся в «Континенталь» и вдруг остановился в нескольких десятках метров от входа, завороженный странным зрелищем. В центре круга, образованного во́ронами (не путайте этих величественных птиц с гладко-черным блестящим оперением с воро́нами!), находился голубь, черноголовые подпрыгивали и нападали на него, ведомые пернатой атаманшей. Борьба шла настолько неравная, что Дезире прогнал агрессоров, топнув ногой. Вороны отскочили, но недалеко и сразу вернулись, как только человек пошел прочь. Голубь вжимался в асфальт, вертел головой, но его судьба была предрешена.
Дезире сдался.
Это незначительное происшествие подействовало на него странным образом. Он не хотел и не мог присутствовать при церемонии умерщвления. У него сжалось сердце, он посмотрел на вращающуюся дверь отеля, но пошел не направо, а налево. К метро.
Больше его никто не видел.
Заместитель директора был потрясен исчезновением любимца. Для него война закончилась унизительным личным поражением.
23
Удача иногда поворачивается к человеку лицом: Луиза легко нашла эту женщину. В телефонном справочнике – она не сменила фамилию. Одна-единственная Анриетта Тирьон жила на авеню Мессины.
Все получилось просто, Луиза вошла в здание, спросила у консьержки этаж, поднялась, позвонила, Анриетта открыла дверь, узнала посетительницу и на мгновение прикрыла глаза. Не от раздражения или нетерпения, как ее мать, просто осознала, что неизбежное наконец-то случилось.
– Входите…
Голос звучал устало. Квартира, сравнительно небольшая, выходила на дальний конец парка Монсо. Почти все место в гостиной занимал кабинетный рояль с горой нот на крышке.
– Давайте пальто и проходите, а я заварю чай.
Садиться Луиза не стала.
Булькал чайник, звенела посуда. Ей показалось, что прошла целая вечность, наконец появилась Анриетта с подносом, села на привычное место. Луиза устроилась напротив.
– Что до вашего отца… – сказала она.
– Вы сказали следователю правду, мадемуазель Бельмонт?
– Конечно! Я…
– Раз так, можете не продолжать, я читала ваши показания.
Анриетта улыбнулась, желая успокоить гостью. Эта пятидесятилетняя женщина не очень заботилась о своей прическе, в ее волосах тут и там сверкала седина. Лицо у нее было одутловатое, руки – по-мужски широкие, «пианистские», под глазами лежали тени. Слово «показания» причинило боль Луизе, она почувствовала себя несчастной.
– Я виделась с вашей мамой.
Анриетта криво усмехнулась:
– Вот как… Получили аудиенцию у королевы-матери… Не спрашиваю, как прошел визит; очевидно, удался, иначе вы бы сюда не пришли.
