– Аминь!
Возмущенная сестра Сесиль несколько раз оборачивалась на супрефекта Луазо, но тот был совершенно заворожен литургией, такой новой, необычной, да еще и древнейшей.
Отец Дезире быстро перешел к проповеди. Он обожал наставлять паству, демонстрируя ораторский талант.
– Возлюбленные братья и сестры! Возблагодарим Господа, – тут он поднимал руки и устремлял взгляд, полный боли и надежды, на дырявую крышу часовни, – за то, что собрал нас всех в этом месте. Да, Господи, мы взывали к Тебе. Да, Господи, – (он обожал ана́фору), – мы молим Тебя. Да, Господи…
Дезире собирался продолжать, но присутствующие медленно поворачивали головы назад и расступались.
– Да, Господи, Ты явился, чтобы люди Тебя…
Стал отчетливо слышен шум моторов. Подъехала колонна машин, скорее всего грузовиков. Раздались голоса.
– Да, Господи, мы узрели Твой небесный свет…
Дезире замолчал.
Все теперь смотрели на трех немецких офицеров, появившихся на пороге часовни. За их спинами хлопали дверцы машин.
Никто не знал, что делать.
Супрефект Луазо тяжело вздохнул и уже собирался встать, но тут загремел голос отца Дезире:
– Да, Господи, вот и настал час испытания!
Толпа снова смотрела на него. Немецкие офицеры стояли в дверях, заложив руки за спину.
Дезире лихорадочно листал Библию.
– Братья и сестры, вспомним Книгу Исхода. И вот пришел Фараон, – он вытянул руку вперед, – Фараон жестокий, и властный, и порочный, исчадье Сатаны! И поработил Фараон народы, и подчинил иудеев. И тогда, Господи, Ты указал на Спасителя, человека смиренного и настолько объятого сомнениями, что Тебе пришлось наслать на Египет десять казней, чтобы придать Ему сил. – Отец Дезире указал перстом на небо. – О да, Фараон раскаялся! Но душа его осталась злой, а природа – порочной, он жаждал властвовать, и преследовал иудеев, и хотел истребить их!
Дезире уподобился одержимому проповеднику, его голос гремел и грохотал, проникая в души.
– Фараон хотел стать единственным властелином мира! Иудеи бежали из Египта, спасаясь от гнева Фараона. Они шли по дорогам, им было страшно, приходилось прятаться, чтобы избежать ярости неправедного владыки! Они шли, и шли, и шли, и им казалось, что исход продлится вечно!
Он сделал долгую паузу, обвел взглядом толпу. Немцы смотрели на священника холодно и спокойно, на их лицах была начертана решимость.
– И настал день, когда Фараон почти догнал их. Все должны были сдаться или умереть, отчаяние овладело душами. Отрекутся ли они, склонятся ли перед Фараоном или продолжат свой путь и потонут в пучине? И тогда свершилась воля Твоя, Господи. Ты помог иудеям, потому что они нуждались в Тебе. Ты приказал водам расступиться, и дети Израиля спаслись, а потом, повинуясь Твоей неумолимой воле, сомкнулись и потопили армию Фараона.
Дезире широко раскинул руки. Он улыбался.
– Вот мы пред лицом Твоим, Господи. Мы готовы к испытанию, но знаем, Ты с нами, и жертвы будут не напрасны, и Фараон рано или поздно, подчинится воле Твоей. Аминь.
– Аминь!
Отец Дезире, как мы видим, позволил себе некоторые вольности с текстом Библии, но посыл был ясен, а намерения чисты.
Дезире поставил на кон свою жизнь.
Закончив проповедь, он пошел по центральному проходу к двери, где стояли три немецких офицера.
Он вытянул руки и остановился перед старшим по званию.
– Хайль Гитлер! – рявкнул офицер, вскинув руку в традиционном приветствии.
И тут все поняли, что ни один из бошей ни слова не говорит по-французски.
Ближе к двум часам во двор вынесли широкий стол, служивший алтарем, каждый беженец подходил и предъявлял документы, офицер поворачивался к супрефекту Луазо, и он переводил вопросы и ответы, а сидевший рядом отец Дезире «взбадривал» атмосферу смешными притчами (их Луазо пересказывал бошу в трех словах).
Первыми пропустили семьи с грудными детьми.
Луиза появилась у стола с близнецами и малышкой Мадлен на руках. Кивнув на мальчиков, она прерывающимся от волнения голосом объяснила, откуда они взялись.
– Господин офицер спрашивает, были ли при них хоть какие-нибудь документы.
– Нет…
– А девочка?
– Ха-ха-ха! – рассмеялся отец Дезире. – Это ее дочка!
Он наклонился к супрефекту.
– Спросите, можно ли выправить мадам документы взамен утерянных в дороге? На нее и ребенка…
Офицер кивнул и сделал знак следующей семье подойти.
Луиза могла лишиться чувств, но священник успел поддержать ее и отвел к Габриэлю, рассчитывая, что тот позаботится о молодой женщине.
Все обитатели лагеря прошли проверку.
Документы Фернана немец попросил перевести слово в слово.
Габриэль и Рауль сообщили номер своей части, обстоятельства, при которых они, как множество других французских солдат, оказались «не у дел» (кое-какие детали пришлось опустить или приукрасить), и были мгновенно отпущены.
Офицер захлопнул журнал, пожал руку Луазо, и они обменялись несколькими учтивыми словами, после чего немец захотел поприветствовать отца Дезире, но того никто не видел уже несколько часов. Чужаки удалились, предупредив, что вернутся завтра и решат вопрос о свертывании лагеря и переводе беженцев в другое место.
Отца Дезире искали долго и безуспешно.
Поздно вечером Фернан заметил пропажу мешка с деньгами.
Сестра Сесиль пришла в бешенство, поняв, что кюре больше не появится нигде и никогда, Алиса же только улыбалась.
– Мсье Луазо почувствовал! Он говорил мне! Это был обманщик, лжец, самозванец!
– Вы правы, – соглашалась Алиса, посмеиваясь.
– Как… вы что, знали? – возмутилась монахиня.
– Конечно…
– И ничего не сказали?
Алиса обвела взглядом лагерь и людей, нашедших здесь приют.
– Какая разница, священник он был или нет? Его нам послал Господь…
Эпилог
Начнем с мсье Жюля, давно исчезнувшего со страниц нашей истории. Сразу успокоим читателя: толстяк-ресторатор не стал жертвой бомбардировки, которая разлучила его с Луизой. Он продолжил свой путь на юг, встретил перемирие в Ла-Шарите-сюр-Луар и решил вернуться в Париж. «Глупостям конец, пора открывать ресторан!» – говорил он всем и каждому, кого встречал на пути назад. История его путешествия состоит из живописных эпизодов и могла бы послужить сюжетом авантюрного романа. Он добрался до столицы 27 июля 1940 года и уже на следующий день открыл «Маленькую Богему».
Луиза и Габриэль поженились в Париже 15 марта 1941 года, и брак их остался бездетным. Габриэль начал преподавать математику в частной школе и через десять лет стал ее директором. Малышку Мадлен он обожал как родную дочь. У девочки оказались редкостные способности к математическим наукам, и она долгое время оставалась самой молодой француженкой с ученой степенью. Когда Мадлен исполнилось шестнадцать лет, Габриэль из учителя превратился в ее ученика. Потом она уехала работать в Америку, он постарел на десять лет и следил за успехами дочери, покуда хватало запаса знаний. Настал день, и Габриэль признался Луизе, что читает работы Мадлен, как стихи на чужом языке, ради красоты звучания.
