После получаса безуспешных поисков я вынужден был констатировать, что здесь, кроме топора, брать совершенно нечего. Заглянув в каждую щель и простучав земляной пол ногой, вдруг что-то закопали и мягкая земля или другой звук укажут мне это место, понял, что ничего я здесь не найду.
Я тихонько снял запорный брус с двери и осторожно выглянул на улицу. Вроде тихо. Молнией метнулся к ближайшей ёлке, срезав пару больших разлапистых веток, и снова закрыл брус за собой. Новая лежанка готова, так что спать мой персонаж будет на уютном лапнике в тёплой избушке, а я в своей постели.
Подведём итоги: я нашёл укрытие, греюсь у огня в безопасности и с крышей над головой. То, что в процессе мне пришлось испортить рубаху, меня абсолютно не беспокоило. От холода она совсем не спасала, а мой внешний вид меня не беспокоил. Может, не стоило шокировать местную живность, но на её мнение мне тоже было плевать с высокого минарета. Переживут, как-нибудь. С остальными проблемами будем разбираться завтра. Хорошенько подкинув дров в печь и устроившись на еловых лапах поближе к печке, я закрыл глаза.
Глава 4
Гарконская пустошь изобилует многочисленными представителями животного мира, могущими доставить серьёзные неприятности одинокому охотнику, а иногда и группе охотников, если они не подготовлены должным образом…
(из Справочника по фауне Пустоши).
И снова назойливый дверной звонок. Звук появился сразу, доносясь даже через закрытую крышку капсулы. Откинув её и выбравшись из «саркофага», я подошёл к входной двери, которую, к слову говоря, давно пора менять. Бросив взгляд сквозь глазок на лестничную площадку, я тихо чертыхнулся. Блин, как не вовремя.
— Катя, привет! А ты, какими судьбами? — делано радостно поинтересовался я у невысокой красивой брюнетки, которая сейчас яростно прожигала меня взглядом:
— Белевский, сколько можно тебе звонить? Я уже почти три минуты жму этот дурацкий звонок! — шипение моей, якобы девушки, которая имела на меня вполне матримониальные планы, звучало довольно угрожающе.
— Только не нужно говорить мне, что ты не слышал! Мёртвого поднять можно таким звонком!
— Кать, я реально не слышал. Понимаешь в чём дело… — говорил я уже ей в спину, ибо Катя успела разуться, и сейчас стояла и смотрела на капсулу.
Медленно повернув голову ко мне и сузив глаза, она ледяным тоном поинтересовалась:
— Это что? Теперь ты на виртуалку подсел? Значит, когда я предлагала в Турцию слетать, так у тебя ни времени, ни денег нет, а как купить эту хрень, так сразу и деньги появились и времени вагон? — последние слова она уже орала.
— Кать, успокойся, я тебе сейчас всё объясню! — фраза, которую я многократно слышал в американских фильмах, призванная успокаивать, сейчас возымела противоположный эффект.
— Успокоиться? Знаешь, что? Да пошёл ты! Правильно мне мама говорила. Я только трачу своё время с тобой, неудачником! — вихрем пройдясь к входной двери и успев обуться, она отчеканила:
— Забудь мой номер, Вова! Вообще забудь! Нет меня!
Грохнув напоследок моей многострадальной дверью, с гордо поднятой головой она удалилась. Этажом ниже прозвучало отчётливо: «Козёл!».
Блин, точно придётся дверь менять. Ещё пару раз так закрыть, и она сама выпадет.
Всё произошло, буквально в считаные мгновения. Я стоял, опешив, а в голове воздушным змеем реял один вопрос: «Как люди могут делать настолько поспешные выводы?». Даже не дала ничего объяснить. Интересно, а меня до этого выслушивали, или только делали вид?
Катины вечные обвинения и сравнения меня с её бывшими «кандидатами в безбедное будущее», цитирование слов её обожаемой мамы, даже флегматика могли превратить в законченного неврастеника. Меня в этих отношениях напрягало всё, но объяснить сейчас, почему я их не прекратил, я не мог. Наверное, просто для галочки, или по причине того, что я не мог быть один. С одной стороны, она сейчас была инициатором нашего разрыва, и мне не пришлось это делать самому, судорожно выбирая слова. С другой же — как-то неправильно всё вышло.
«Ну умерла, так умерла», вспомнил я бородатый анекдот. Решив больше не забивать себе голову, но твёрдо пообещав себе разобраться с этим ворохом дел сердечных, я вспомнил, что неплохо бы и перекусить чего-нибудь. Перекусить? От меня только что ушла девушка, а я думаю, чтобы поесть. Это можно было назвать хладнокровием, если бы это не было растерянностью с моей стороны. Может я превращаюсь в циника?
Пустой холодильник порадовал меня давнишним куском сливочного масла и кастрюлей с остатками макарон. Блин, я уже и забыл, когда себе сам что-либо готовил. Это делала или Катя, появлявшаяся периодически у меня, либо я перехватывал где-то по дороге, пока мотался по собеседованиям. Значит, пришло время снова вспомнить свои кулинарные навыки. Без похода в магазин тут явно не обойтись.
Небольшой круглосуточный супермаркет находился в квартале от моего дома, поэтому потратив полчаса, можно прогуляться и основательно затариться продуктами. Взяв кошелёк, телефон и закрыв ключами многострадальную дверь, я спустился по лестнице на первый этаж. Двор встретил меня тёплыми сумерками. Люблю такую погоду, когда и не жарко, но и не холодно. Докучливые насекомые куда-то исчезают, хочется просто прогуливаться по городу и дышать полной грудью.
В этом дворе я вырос. Здесь прошло моё детство, юность и сейчас даже я отсюда никуда не планирую перебираться. Именно её я считаю своим настоящим домом. Эта однокомнатная квартира — единственное, что осталось мне от бабушки, если не считать несколько чёрно-белых снимков. По сути, бабушка, это единственный человек, который меня воспитывал, пока родители строили карьеру и зарабатывали деньги. Никогда не забуду, сколько было воплей со стороны родственников, когда они узнали, что бабушка составила завещание таким образом, что единовластным владельцем квартиры, после её смерти, оказался я. Единственным человеком, которого это известие оставило равнодушным, был дядя Женя, папин родной брат. Он тогда отвёл меня в сторонку и сказал:
— На всю эту возню не обращай внимания. Не стоят они того, так что не трать нервы. Не знаю, как у тебя там, в жизни повернётся, но, по возможности, не продавай квартиру. Она бы этого не хотела. На тебя ещё не раз будут давить эти стервятники, но ты не ведись. Им бы только урвать на халяву. Живи спокойно, никого не слушай и вспоминай мою маму.
Он крепко пожал мозолистой ладонью мою руку и добавил:
— Если нужна будет помощь какая-то — не стесняйся и набирай. Чем могу — помогу. Номер ты знаешь, — дядя Женя хлопнул меня по плечу. — Не дрейфь, малой! Прорвёмся!
Впоследствии я много раз вспоминал этот разговор. Всё было так, как он предрекал: мамина сестра, тётя Ира, визгливым голосом, то и дело, срываясь на фальцет, пыталась меня убедить, что бабушку все любили, что это невосполнимая утрата для всех, и что квартира должна быть продана, а деньги поделены между ближайшими родственниками. На этом все её логические умозаключения закончились, и она скатилась к банальным проклятиям на мою голову. Остальные родственники, слыша это, тогда промолчали, а кто-то ещё и поддакивал.
