– Я позвал Тони, – ответил Дэнни. – В бальном зале. По-моему
я упал со стула. Теперь уже не болит. Просто кажется… что губа слишком большая.
– Все действительно так и было? – спросила Венди,
встревоженно глядя на сына.
– Это не папа, – ответил он. – Сегодня – нет.
Она изумленно посмотрела на него, охваченная дурным
предчувствием. Мячик путешествовал из руки в руку. Дэнни прочел ее мысли. Ее
сын прочел, что она думает.
– Что… что тебе сказал Тони, Дэнни?
– Неважно.
Лицо мальчика было спокойно, а голос невыразителен
настолько, что пробирала дрожь.
– ДЭННИ… – Венди схватила его за плечо – сильнее, чем
хотела, но он не поморщился и даже не попытался скинуть ее руку.
(Господи, мы губим мальчика. Не только Джек, я тоже. А
может, не только мы… Отец Джека, моя мать – нет ли здесь и их? Конечно, почему
бы нет? Все равно этот дом запоганен призраками… подумаешь, парочкой больше.
Отче небесный, мальчик – как один из тех чемоданов, что показывают по
телевизору, его переезжают, роняют с самолета, пропускают через фабричные
машины. Или как часы «Таймекс». Стукнешь, а они знай себе тикают. Ох, Дэнни,
мне так жаль)
– Неважно, – снова повторил Дэнни. Мячик очутился в другой
руке. – Тони больше не сможет приходить. Ему не дадут. Его победили.
– Кто?
– Люди из отеля, – ответил он. Тут мальчик взглянул на нее и
глаза оказались вовсе не равнодушными. Они были глубокими и испуганными. – И… и
вещи. Тут есть разные-разные. Отель просто набит ими.
– Ты можешь видеть…
– Я не хочу видеть, – тихо произнес мальчик и снова стал
смотреть на резиновый мячик, который описывал полукружья, летая из руки в руку.
– Но иногда, поздно вечером, я их слышу. Они, как ветер – вздыхают все вместе.
На чердаке. В подвале. В номерах. Везде. Я думал, это я виноват, потому что я
такой. Ключик. Серебряный ключик.
– Дэнни, не надо… не надо из-за этого расстраиваться.
– Но он тоже, – сказал Дэнни. – Папа. И ты. Ему нужны мы
все. Он обманывает папу, дурачит его, пытается заставить поверить, что больше
всех ему нужен именно он. Больше всех ему нужен я, но он заберет и тебя, и
папу.
– Если бы только этот снегоход…
– Ему не позволят, – все также тихо сообщил Дэнни. – Его
заставили закинуть в снег какую-то деталь от снегохода. Далеко. Мне приснилось.
Потом, он знает, что в 217-м действительно есть женщина. – Мальчик взглянул на
мать темными перепуганными глазами. – Неважно, веришь ты мне или нет.
Венди обвила его рукой.
– Дэнни, я тебе верю. Скажи правду. Джек… он попробует нас
обидеть?
– Его хотят заставить, – сказал Дэнни. – Я звал мистера
Холлоранна, он велел позвать его, если он будет мне нужен. Я и позвал. Но это
ужасно тяжело. Я устаю. А хуже всего, что неизвестно, слышит он меня или нет.
Не думаю, что он может отозваться, для него это слишком далеко. А я не знаю –
для меня тоже слишком далеко или нет. Завтра…
– Что завтра?
Он покачал головой.
– Ничего.
– Где он сейчас? – спросила Венди. – Папа?
– В подвале. Не думаю, что сегодня вечером он поднимется
наверх.
Она вдруг встала.
– Жди меня здесь. Я вернусь через пять минут.
В свете флюоресцентных ламп под потолком кухня казалась
холодной и заброшенной. Венди подошла туда, где с магнитных планок свисали ножи
для резки мяса. Взяв самый длинный и острый, она завернула его в полотенце и
ушла из кухни, погасив за собой свет.
Дэнни сидел на лестнице, следя глазами за перелетающим из
руки в руку мячиком. Он пел: «Она на двадцатом живет этаже, а лифт, конечно,
сломался уже. И! Лезу на первый-второй этаж, на третий и на четвертый…»
(Лу, беги ко мне скорей…) Пение прекратилось. Он
прислушался.
(Буду ждать я у дверей) Голос звучал у него в голове и был
настолько частью Дэнни, таким пугающе близким, что мог оказаться одной из его
собственных мыслей. Тихий, немного невнятный, он дразнил Дэнни, словно
выговаривая:
(да, да, тебе тут понравится. Попробуй, тебе понравится.
Попробуй, тебе понраааааавится…) Слух Дэнни неожиданно обострился, и мальчик
вновь услышал – было ли это сборищем призраков и духов, или же это был сам
отель, страшная комната смеха, где все нарисованные страшилы оказывались
живыми, где каждый аттракцион заканчивался смертью, где живые изгороди ходили,
а серебряный ключик мог запустить непристойное зрелище? Тихие вздохи и шелест,
напоминающий нескончаемую ночную игру зимнего ветра под карнизами, ветра,
убаюкивающего насмерть, которого ни разу не слышали приезжающие летом туристы.
Напоминающий гудение летних ос в земляном гнезде – сонных, смертоносных;
начинающихся пробуждаться. Торрансы находились на высоте десяти тысяч футов.
(Чем ворон похож на конторку? Конечно, чем выше, тем реже!
Выпей еще чаю!)
Живой звук, создаваемый, однако, не голосами и не дыханием.
Выросшая на южных дорогах бабка Дика Холлоранна назвала бы его «морок».
Исследователь-психолог придумал бы длинное название – психическое эхо,
психокинез, телесмическое отклонение. Для Дэнни же это просто безостановочно
потрескивал отель, старое чудовище, навсегда запершее их в себе: коридоры
теперь простирались не только в пространстве, но и во времени, голодные тени,
беспокойные гости, которых нелегко угомонить.
В сумраке бального зала часы под стеклянным колпаком
одной-единственной музыкальной нотой пробили семь тридцать.
Хриплый, скотский от выпитого голос прокричал:
– СКИДЫВАЙТЕ МАСКИ И ДАВАЙТЕ ТРАХАТЬСЯ!
На полдороге к дальнему концу вестибюля Венди вздрогнула и
замерла на месте.
Она посмотрела на Дэнни, который все еще сидел на
ступеньках, перебрасывая мячик из руки в руку.
– Ты что-нибудь слышал?
Дэнни только взглянул на нее, продолжая играть мячиком.
И хотя спали они за запертой дверью, вдвоем, этой ночью сон
к ним не шел.
Дэнни, не закрывая глаз, думал в темноте:
(Он хочет стать одним из них и жить вечно. Вот чего он
хочет.) Венди думала:
(Если придется, я заберу его в горы. Раз уж умирать, я предпочту
смерть в горах.) Мясницкий нож, по-прежнему завернутый в полотенце, она
положила под кровать, чтобы был под рукой; они с Дэнни то задремывали, то
просыпались. Вокруг потрескивал отель. Снаружи с небес свинцом посыпался снег.
