В следующую минуту на этом месте оказалась сумка с
продуктами.
– Дэнни... док, с тобой все в порядке?
– Угу. Все о'кей. – Он подошел к папе и зарылся лицом в
отделанную овечьей кожей вареную куртку, крепко-крепко-крепко обхватив его.
Джек обнял малыша в ответ, слегка недоумевая.
– Эй, док, не сиди столько на солнце. Ты весь потный, с тебя
просто капает.
– Кажется, я немного поспал. Пап, я люблю тебя. Я ждал.
– Я тоже люблю тебя, Дэн. Вот, привез вам кое-что. Как
думаешь, ты уже достаточно большой, чтобы отнести это наверх?
– А то!
– Док Торранс, самый сильный человек в мире, – сказал Джек,
взъерошив ему волосы. – Хобби которого – засыпать на углах улиц.
Потом они пошли к дверям, а мама уже спустилась на крыльцо
встретить их, и Дэнни стал на вторую ступеньку и смотрел, как они целуются. Они
были рады видеть друг друга. Они источали любовь – как источали ее парень с
девушкой, что прошли по улице, держась за руки. Дэнни обрадовался. Сумка с
продуктами, _в_с_е_г_о _л_и_ш_ь_ сумка с едой, которую он держал в охапке,
захрустела. Все было в порядке. Папа дома. Мама его любит. Ничего плохого. А
потом, не все, что Тони показывает, непременно сбывается.
Но в сердце Дэнни поселился страх, глубокий, леденящий, он
гнездился вокруг сердца и того неподдающегося расшифровке слова, которое он
увидел в зеркале своего духа.
5. Телефонная будка
Поставив фольксваген перед универмагом «Тейбл-Меса», Джек
дал мотору заглохнуть. Он снова задумался, не стоит ли съездить и поменять
бензонасос, и снова сказал себе, что им это не по средствам. Если автомобильчик
сумеет добегать до ноября, можно будет со всеми почестями отправить его на
покой. К ноябрю здесь, в горах, будет столько снега, что «жук» утонет
целиком... а может, утонут и три «жука», поставленные друг на дружку.
– Я хочу, чтоб ты остался в машине, док. А я принесу тебе
конфету.
– А почему мне нельзя с тобой?
– Мне надо позвонить по личному делу.
– Поэтому ты не позвонил из дома?
– Точно.
Несмотря на их тающие финансы, Венди настояла на том, чтобы
телефон был. Она доказывала, что с маленьким ребенком – особенно с таким
малышом, как Дэнни, который иногда страдает обмороками – нельзя позволить себе
не иметь телефона. Поэтому Джек раскошелился на тридцать долларов за установку
аппарата – уже скверно, – и на девяносто за страховку, что нанесло по бюджету
действительно ощутимый удар. Но до сих пор телефон молчал, как рыба, не считая
двух раз, когда ошибались номером.
– Пап, а можно мне «Бэби Рут»?
– Можно. Сиди спокойно и не балуйся с переключением передач.
Ладно?
– Ладно. Я карты посмотрю.
– Давай.
Джек вылез из машины, а Дэнни открыл бардачок «жука» и
вытащил пять потрепанных карт расположения бензоколонок: Колорадо, Небраска,
Юта, Вайоминг и Нью-Мексико. Он обожал дорожные карты, обожал водить пальцем
вдоль трасс. По мнению Дэнни, в переезде на Запад самым хорошим были новые
карты.
Джек сходил к аптечному прилавку, купил Дэнни конфету, а
себе газету и экземпляр октябрьского «Писательского дайджеста». Дав девушке
пятерку, он попросил сдачу четвертаками. Зажав серебро в руке, он направился к
стоявшей возле изготовляющего ключи автомата телефонной будке и протиснулся
внутрь. Отсюда через три стекла был виден сидящий внутри «жука» Дэнни. Голова
мальчика прилежно склонилась над картами. Джек чувствовал, как его захлестнула
волна граничащей с отчаянием любви к мальчугану, отчего лицо приняло
каменно-угрюмое выражение.
Он полагал, что выразить Элу обязательную благодарность
можно и из дома – разумеется, он не собирался говорить то, что могло вызвать у
Венди возражения. Но гордость Джека сказала: нет. Теперь он почти всегда
прислушивался к тому, что подсказывала ему гордость, ведь кроме жены с сыном,
шестисот долларов на текущем счету и потрепанного фольксвагена 68 года у него
осталась только гордость. Да и счет-то был объединенным. Год назад он
преподавал английский в одной из лучших частных школ Новой Англии. И друзья там
были – правда, не совсем такие, с которыми Джек знался до того, как бросил
пить, но посмеяться было с кем; были приятели – коллеги по факультету,
восхищавшиеся его искусным обращением с классом и личным пристрастием к
писательскому ремеслу. Шесть месяцев назад дела шли очень хорошо. Вдруг
оказалось, что каждые две недели от жалованья остается достаточно денег, чтобы
начать делать небольшие сбережения. В дни, когда Джек пил, ни разу не удавалось
отложить ни гроша, хотя выпивку почти всегда ставил Эл Шокли. Джек с Венди
начали осторожно поговаривать, не поискать ли дом и не выплатить ли примерно в
течение года первый взнос. Ферма в деревне. Шесть или восемь лет на то, чтоб
полностью ее обновить – да черт возьми, они были молоды, у них было время.
Потом он вышел из себя.
Джордж Хэтфилд.
Запах надежды обернулся запахом старой кожи в кабинете
Кроммерта, все вместе напоминало одну из сцен его собственной пьесы: на стенах
– старые портреты прежних директоров Стовингтона, чеканки с изображением школы,
какой та была в 1879 году, когда ее только построили, и в 1895, когда деньги
Вандербильда позволили выстроить закрытый манеж – он до сих пор стоял на
западном краю футбольного поля, приземистый, необъятный, одетый плющом.
Апрельский плющ шелестел за приоткрытым окном у Кроммерта, из радиатора шел
навевающий дремоту шум парового отопления. Джек вспомнил, что думал тогда: «Это
не на сцене. Это по-настоящему. Моя жизнь. Как можно было пустить ее коту под
хвост?»
– Джек, положение серьезное. Страшно серьезное. Совет
попросил меня сообщить вам, что они решили.
Совет желал, чтобы Джек оставил должность, и Джек пошел им
навстречу. В иных обстоятельствах срок его пребывания в ней закончился бы в
июне этого года.
За беседой в кабинете Кроммерта последовала самая темная,
самая страшная ночь в жизни Джека. Желание, _н_у_ж_д_а_ напиться никогда еще не
были столь сильны. Руки тряслись. Он бродил, натыкаясь на предметы,
переворачивая их. А еще его не покидало желание сорвать все на Венди с Дэнни.
Его норов был подобен злобному зверю на перетершейся привязи. Перепугавшись,
как бы не ударить их, Джек сбежал из дома. Кончилось все у входа в бар. От
того, чтобы зайти внутрь, Джека удержало только одно: он понимал, что сделай он
это – и Венди, наконец, уйдет, а Дэнни заберет с собой. Он же со дня их ухода
превратиться в мертвеца.
Вместо того, чтобы зайти в бар, где темные силуэты смаковали
приятные воды забвения, он направился домой к Элу Шокли. Совет проголосовал:
шесть – против, один – за. Этим одним и был Эл.
