Она прошла по короткому коридорчику, свернула в главный
коридор второго этажа и направилась к лестнице. Остановившись на площадке,
Венди поглядела вниз, в вестибюль. Он казался пустынным, но серый снежный день
оставил в тени почти все длинное помещение. Возможно, Дэнни ошибается.
Возможно, Джек окажется за стулом или диваном… а может, за стойкой… поджидая,
чтоб она сошла вниз…
Она облизала губы.
– Джек?
Никакого ответа.
Нащупав рукоятку ножа, Венди начала спуск. Она много раз
представляла себе конец своего замужества – развод, гибель пьяного Джека в
аварии (эта картина неизменно посещала ее в два часа темного стовингтонского
утра), а иногда Венди грезила наяву, как ее отыщет другой человек – Галахад из
мыльной оперы, – он закинет их с Дэнни на седло своего снежно-белого коня и
умчит прочь. Но она ни разу не рисовала себе такой вот картины: чтобы она,
подобно преступнице, вся – сплошные нервы, кралась по коридорам и лестницам, а
в руке сжимала нож, уготованный для Джека!
От этой мысли Венди волной накрыло отчаяние. Пришлось
остановиться на полпути, ухватившись за перила – от страха, как бы не
подкосились ноги.
(Признайся, дело не только в Джеке – он-то здесь
единственное реальное существо. Прицепиться можно и к другим вещам – тем, в
которые ты не можешь поверить и в которые тем не менее, тебя заставляют
поверить: к кустам живой изгороди, к сувенирам с вечеринки, которые были в
лифте, к маске…) Она попыталась оборвать мысль, но было слишком поздно.
(и к голосам) Потому что время от времени казалось, что
внизу – не одинокий безумец, который кричит и беседует с призраками обитающими
внутри его крошащегося рассудка. Время от времени Венди слышала (или только
думала, что слышит) похожие на то замирающий, то усиливающийся радиосигнал
другие голоса, и музыку, и смех. Вот к ней доносилась беседа Джека с кем-то по
фамилии Грейди (имя было смутно знакомым, но откуда, она не могла сообразить):
ее муж что-то утверждал, задавал вопросы и, хотя царило молчание, его голос
звучал громко, будто Джек хотел перекричать непрекращающийся шум на заднем
плане. И тут же, вселяя ужас, раздавались иные звуки, как бы скользнувшие на
место – танцевальная музыка, аплодисменты, веселый и все же властный мужской
голос, который, кажется, пытался убедить кого-то произнести речь. Эти звуки
доносились периодами от тридцати секунд до минуты (достаточно, чтобы ослабеть
от ужаса), а потом снова исчезали и слышался лишь голос Джека. Тон был
приказным, а речь немного невнятной – ах, как хорошо Венди помнила эту манеру
выражаться нетрезвого Джека! Но в отеле, кроме шерри для готовки, пить было
нечего. Разве не так? Да, но если она сумела вообразить, что отель полон музыки
и голосов, не мог ли Джек вообразить, что пьян?
Эта мысль ей не понравилась. Совершенно.
Венди добралась до вестибюля и осмотрелась. Бархатный шнур,
отгораживающий бальный зал, сняли; стальная стойка, к которой он был
прикреплен, перевернулась, как будто кто-то, проходя мимо, неосторожно задел
ее. Из высоких, узких окон бального зала на ковер в вестибюле через открытые двери
падал мягкий, приятный белый свет. Венди с колотящимся сердцем прошла к
распахнутым дверям и заглянула. Пусто и тихо. Единственным звуком было то
любопытное субауральное эхо, которое как бы задерживается во всех больших
комнатах – от самых крупных соборов до самых крохотных гостиных, где играют в
бинго.
Она вернулась к стойке и нерешительно постояла,
прислушиваясь к вою ветра снаружи. Такого сильного бурана еще не бывало и он
продолжал набирать силу. Где-то на западной стороне со ставня сорвало замок и
ставень мотался из стороны в сторону с заунывным треском – так стреляет в тире
одинокий посетитель.
(Джек, честное слово, тебе надо этим заняться. Прежде, чем
внутрь что-нибудь проберется.) Как она поступит, если Джек накинется на нее
прямо сейчас? – задумалась Венди. Если он выскочит из-за темной глянцевитой
регистрационной стойки со стопками бланков, где на серебряной подставке
расположился маленький звонок? Выскочит, как некий кровожадный чертенок из
табакерки, как ухмыляющийся чертик с огромным ножом в руке и глазами, лишенными
всякого проблеска разума? Оцепенеет она от ужаса или в ней сохранилось
достаточно от праматери, чтобы дать ему бой и ради сына бороться, пока один из
них не погибнет? Венди не знала. Сама мысль вызывала дурноту, вся жизнь
начинала казаться долгим спокойным сном, который убаюкал ее и, беспомощную,
выбросил в этот кошмар наяву. Она расслабилась. Когда грянула беда, она спала.
Прошлое Венди было самым обычным. Ее никогда не испытывали огнем, теперь
настало время испытаний, но льдом, а не пламенем, и ей не позволят проспать
его. Наверху ждет сын.
Покрепче сжав рукоять ножа, она заглянула за стойку и
остановилась, чтобы сперва заглянуть во внутренний офис, а уж потом заходить
туда. Потом пошарила в поисках блока кухонных выключателей по стене за
следующей дверью, бесстрастно ожидая, что в любую секунду ее руку накроет чужая
ладонь. Потом, тихонько загудев, загорелись лампы дневного света, стала видна
кухня мистера Холлоранна – теперь ее кухня, хорошо это или плохо, –
бледно-зеленые кафельные плитки, блестящая посуда, фарфор без единого пятнышка,
пылающие хромированные кромки. Она обещала мистеру Холлоранну держать кухню в
чистоте и сдержала свое слово. Ей казалось, что это – одно из безопасных для
Дэнни мест. Ее как будто окутывало и успокаивало присутствие Дика Холлоранна.
Дэнни обратился к мистеру Холлоранну. Когда Венди в страхе сидела наверху рядом
с сыном, а муж распевал, шумел и буянил внизу, казалось, что надежды почти нет.
Но здесь, во владениях мистера Холлоранна, она без малого поверила в его
приезд. Может быть, сейчас он был уже в пути, стремясь добраться к ним,
несмотря на буран. Может быть.
Она прошла на другой конец кухни к кладовке, отодвинула
засов и зашла внутрь. Взяв жестянку томатного супа, Венди снова закрыла дверь и
заперла ее на засов. Дверь плотно прилегла к полу. Если держать ее на замке, не
придется беспокоиться, что в рисе, муке или сахаре обнаружится мышиный или
крысиный помет.
Венди вскрыла консервную банку и – плоп! – вывалила отчасти
застывшее содержимое в кастрюльку. Потом сходила к холодильнику взять молоко и
яйца для омлета. Потом – в холодильную камеру за сыром. Все эти действия, такие
обыденные, вошедшие в жизнь Венди еще до того, как там появился «Оверлук»,
помогли ей успокоиться. Она растопила на сковородке масло, развела суп молоком,
а потом вылила на сковородку взбитые яйца.
Вдруг ее охватило чувство, что кто-то стал у нее за спиной и
тянется к горлу.
Венди резко обернулась, стискивая нож. Никого.
(!возьми себя в руки, девочка!) Натерев в мисочку сыра от
большого куска, Венди добавила его в омлет, сам омлет подбросила и убавила газ
до чистого голубого пламени. Суп разогрелся. Кастрюльку она поставила на
большой поднос, там уже лежала столовое серебро и стояли две глубоких тарелки,
две мелких, солонка и перечница. Когда омлет тихонько запыхтел, Венди
переложила его на тарелку, а второй накрыла.
