– Слово, обещание, клятву, что угодно, черт возьми. Если вы…
Засов с невыразительным щелчком отодвинулся. Дверь дрогнула
и приоткрылась на четверть дюйма. У Джека захватило дух, а слова замерли на
губах. На секунду ему показалось, что за дверью стоит сама смерть. Он
прошептал:
– Спасибо, Грейди. Клянусь, вы не пожалеете. Клянусь.
Ответа не было. Он сознавал, что прекратились все звуки,
только за стенами отеля свистит холодный ветер.
Он толкнул дверь, и та открылась. Слабо скрипнули петли.
Кухня была пуста. Грейди исчез. В холодном белом сиянии ламп
дневного света все выглядело оцепеневшим, неподвижным. Взгляд Джека упал на
большую колоду для разделки мяса, за которой они ели всей семьей.
Там стояли: бокал из-под мартини, пяток бутылок джина и пластиковое
блюдце с оливками.
К блюдцу прислонили молоток для роке, который Джек видел в
сарае.
Он долго глядел на него.
Потом откуда-то – отовсюду – раздался голос, куда более
глубокий и властный, чем у Грейди… голос раздался внутри Джека.
(держите же свое слово, мистер Торранс)
– Сдержу, – ответил он. И услышал в своем голосе лакейскую
угодливость, однако справиться с ней не сумел. – Будет сделано.
Он прошел к колоде, взялся за рукоятку молотка.
И поднял его.
Взмахнул.
Молоток со злобным свистом рассек воздух.
Джек Торранс заулыбался.
49. Холлоранн: на север, в горы
Когда он, наконец, съехал с дороги, была уже четверть
второго пополудни и, если верить залепленным снегом указателям и счетчику миль,
до Эстес-Парк оставалось неполных три мили. Такого быстро и яростно падающего
снега, как тут, на возвышенности, Холлоранн в жизни не видел (впрочем,
возможно, такое сравнение мало о чем говорит – ведь всю жизнь Холлоранн
старался видеть снег как можно реже), ветер же, налетавший прихотливыми
порывами то с запада, то из-за спины, с юга, застилал Дику поле зрения облаками
пушистого снега и раз за разом бесстрастно заставлял сознавать, что стоит Дику
прозевать поворот, и он за милую душу нырнет вниз с дороги на пару сотен футов.
«Электра», крутя колесами, полетит вверх тормашками. Положение ухудшало еще и
то, что к зимним дорогам Холлоранн не привык. Его пугала погребенная под
крутящейся поземкой желтая разделительная полоса, пугали свободно налетавшие
из-за макушек холмов резкие, сильные порывы ветра, которые буквально
разворачивали тяжеленный бьюик. Пугало то, что почти все дорожные знаки
прятались под снегом – хоть монетку кидай, чтобы узнать, справа или слева
оборвется впереди эта дорога с белого экрана кинотеатра для автомобилистов, по
которому, казалось Холлоранну, он едет. Он был напуган, еще как. С того
момента, как к западу от Боулдера и Лайонса Холлоранн поднялся к холмам, он вел
машину весь в холодном поту, обращаясь с газом и тормозом так, будто это вазы
эпохи «минг». Диск-жокей между рок-н-ролльными мелодиями настойчиво советовал
шоферам держаться подальше от главных магистралей и ни под каким видом не
ездить в горы, поскольку все дороги опасны, а по многим невозможно проехать.
Передали сводку мелких дорожных происшествий, сообщили о двух серьезных
авариях: компания лыжников в микроавтобусе «фольксваген» и семья, которая
пробиралась в Альбукерк через горы Сагре-де-Кристо. В обеих авариях четверо
погибло и пятеро получили ранения. «Так что держитесь подальше от дорог и
слушайте хорошую музыку», – бодро заключил диск-жокей и завел «Дети моря на
солнце», отчего Холлоранн почувствовал себя еще несчастней. «Мы смеемся, мы
ликуем, мы…» – радостно выпаливал Терри Джекс, и Холлоранн злобно выключил
приемник, зная, что через пять минут снова включит его. Плевать, что передают
всякую дрянь – все лучше, чем ехать сквозь белое безумие в одиночестве.
(давай колись! энтого вот черного парня такой мандраж бьет…
аж евонная спина, так ее раз эдак, сверху до низу трясется!) Веселей не стало.
Если бы не убежденность Дика, что мальчуган в ужасной беде, он дал бы задний
ход еще не доезжая до Боулдера. Даже сейчас, где-то в глубине, под черепом,
тоненький голосок (Холлоранн подумал, что это говорит скорее здравый смысл,
нежели трусость) твердил ему: пересиди ночь в мотеле в Эстес-Парк и дождись
хотя бы, чтобы снегоочистители расчистили центральную полосу. Голосок снова и
снова напоминал, как трясло самолет, когда тот садился в Степлтоне, как сердце
Холлоранна уходило в пятки от ощущения, что они вот-вот воткнутся носом в землю
и вместо калитки N39, дорожка Б, окажутся прямехонько у врат ада. Но здравый
смысл не мог противостоять тому, что подгоняло Дика. Ему надо было добраться к
мальчику сегодня. Снежный буран – это личное невезение. Придется с ним
совладать. Холлоранн опасался, что в ином случае придется во сне справляться
кое с чем похуже.
Снова налетел резкий порыв ветра, на сей раз с северо-запада
– не было печали! – и Холлоранна отгородило снежной стеной и от неясно
вырисовывающихся холмов, и даже от сугробов вдоль обочины. Он ехал сквозь
метель.
И тут в месиве перед Холлоранном угрожающе выросли яркие, как
горящий натрий, фары снегоочистителя, они неслись навстречу, и Холлоранн с
ужасом понял, что вместо того, чтобы пройти рядом, бьюик целится носом точно
между этих огней. Снегоочиститель не слишком-то заботился, по своей стороне
дороги едет или нет, а Холлоранн позволил бьюику положиться на судьбу.
Сквозь громкий вой ветра прорвался лязгающий рев дизеля, а
за ним – гудение клаксона, протяжное, оглушительно громкое.
Яйца Холлоранна превратились в два маленьких сморщенных
мешочка, набитых колотым льдом, а кишки словно бы слиплись, сделавшись кучей
замазки.
Теперь из белизны появился и цвет – залепленный снегом
оранжевый. Дик видел высокую кабину, длинный отвал, а за ним – фигуру
размахивающего руками водителя. Он видел У-образные боковые ножи снегоочистителя,
изрыгающие на сугробы вдоль левой обочины снег, похожий на белый выхлоп.
– УААААААААА! – требовательно орал клаксон. Холлоранн
надавил на акселератор так, словно это была грудь его возлюбленной, и бьюик
рванулся вперед и вправо, туда, где обочина была свободна от снежной насыпи;
снегоочистители, которые ехали в ту сторону, сбрасывали снег прямо с обрыва.
(с обрыва, ах, да, с обрыва…) Мимо, слева от Холлоранна,
всего в паре дюймов промелькнули боковые ножи, которые оказались на добрых
четыре фута выше крыши «электры». Авария казалась неизбежной до тех пор, пока
снегоочиститель не проехал мимо. В голове у Дика пронеслись обрывки молитвы,
которая наполовину была невнятным извинением перед мальчуганом.
А потом снегоочиститель оказался сзади, в зеркальце
вспыхивали и сверкали крутящиеся синие лампочки.
