– Дэнни, – сказала мать. – Твои сапожки.
– Слишком поздно, – ответил он, не сводя со взрослых глаз в
каком-то отчаянном безумии. Мальчик поглядел на Дика, и вдруг в голове у
Холлоранна возник образ часов под стеклянным колпаком, часов из бального зала,
которые в 1949 году подарил отелю шведский дипломат. Стрелки показывали без
одной минуты полночь.
– О Господи, – сказал Холлоранн. – Боже милостивый.
Обхватив Венди одной рукой, Дик поднял ее, а другой рукой
прижал к себе Дэнни. И побежал к лестнице.
Когда Холлоранн сдавил сломанные ребра, а в спине что-то
зашло одно за другое, Венди пронзительно вскрикнула от боли, однако Дик не
сбавил ходу. Не отпуская их, он нырнул вниз по лестнице. Один глаз был широко
раскрыт в отчаянии, другой заплыл, превратившись в крохотную щелку. Дик
напоминал одноглазого пирата, похищающего заложников, чтоб потом получить за
них выкуп.
Во внезапном озарении он понял, почему Дэнни сказал, что
слишком поздно. Он ощутил, как в подвале назревает взрыв, назревает, чтобы
грохнуть, раздирая нутро этого проклятого дома.
И поднажал, стрелой пролетев по вестибюлю прямо к
двустворчатым дверям.
Оно торопилось по подвалу на слабый желтый свет единственной
лампочки, туда, где находилась топка. Оно всхлипывало от страха. Еще немного –
совсем немного – и оно заполучило бы мальчишку вместе с его замечательной, ни с
чем не сравнимой силой! Теперь проиграть нельзя было. Это нельзя было
допустить. Оно скинет давление в котле, а потом сурово накажет мальчишку.
– Нельзя! – кричало существо. – О нет, нельзя!
Спотыкаясь, оно поспешило через комнату к котлу. Половина
длинного цилиндрического корпуса раскалилась докрасна, излучая ровный жар.
Котел пыхтел, скрежетал и, как чудовищная каллиопа6, с шипением выпускал по
всем направлениям облачка пара. Стрелка манометра убежала на дальний конец
шкалы.
– НЕТ, ЭТО НЕЛЬЗЯ ДОПУСТИТЬ! – закричал
смотритель-управляющий.
Существо положило руки – руки Джека Торранса – на вентиль,
не обращая внимания на запах горелого, который поднялся от обуглившейся плоти,
когда раскаленное докрасна колесо утонуло в ней, будто это была мягкая дорожная
грязь. Вентиль поддался. Существо с торжествующим воплем отвернуло его до
упора. Из котла с громовым ревом вырвался пар – словно дружно зашипела дюжина
драконов. Но прежде, чем пар полностью скрыл из вида стрелку манометра, она
явственно начала отклоняться обратно.
– ПОБЕДА! – завопило существо. В поднимающемся горячем
тумане оно выделывало непристойные па, размахивая над головой охваченными
пламенем руками. – УСПЕЛ! ПОБЕДА! УСПЕЛ! УСПЕЛ ВОВРЕМЯ!
Слившиеся в пронзительный вопль торжества слова поглотил
разрушительный рев – это взорвался котел «Оверлука».
Вывалившись из двустворчатой двери, Холлоранн пронес обоих
по канаве, прорытой в большом сугробе на крыльце. Он отчетливо видел зверей –
кусты живой изгороди, – четче, чем раньше, и в тот миг, когда он понял, что
сбылись его худшие опасения и звери перекрыли дорогу от крыльца к снегоходу –
отель взорвался. Дику почудилось, что все произошло сразу, хотя позже,
вспоминая ход событий, он понял – такого быть не могло.
Раздался несильный взрыв, звучащий словно бы на одной
всепроникающей ноте, (ВУУУУММММММММММММ…) после чего в спину ударил теплый
воздух, который как бы осторожно подтолкнул их. Дыхание взрыва сбросило всех
троих с крыльца, и, пока они летели по воздуху, в голове у Холлоранна мелькнула
спутанная мысль:
(вот так должен чувствовать себя супермен) Упустив Дэнни и
Венди, он врезался в сугроб. Снег набился под рубашку и в нос, и Холлоранн
смутно осознал, что пострадавшей щеке от этого приятно.
Потом он с трудом вскарабкался на верхушку сугроба, не думая
в этот момент ни про зверей живой изгороди, ни про Венди Торранс, ни даже про
мальчика. Он перекатился на спину, чтобы видеть, как умирает отель.
Окна «Оверлука» разлетелись. В бальном зале колпак,
прикрывающий часы на каминной полке, треснул, развалился надвое и слетел на
пол. Часы перестали тикать; зубчики, стерженьки, балансир замерли. Раздался то
ли вздох, то ли шепот, вылетела большая туча пыли. В двести семнадцатом ванна
вдруг раскололась пополам, выпустив немного зеленоватой, едко пахнущей воды. В
президентском люксе вдруг вспыхнули обои. Двери бара «Колорадо» неожиданно
сорвались с петель и свалились на пол столовой. Огонь попал под арку подвала на
большие груды и стопки старых бумаг, и те вспыхнули, фыркая, как бенгальские
огни. Кипящая вода извергалась на языки пламени, но не гасила их. Бумаги
скручивались и чернели, как осенние листья, горящие под осиным гнездом. Топка
взорвалась и разнесла потолочные балки подвала: ломаясь, они осыпались, как
кости динозавра. Ничем не сдерживаемая газовая горелка, питавшая топку,
взметнулась ревущим огненным столбом сквозь треснувший пол вестибюля. Ковровые
дорожки на ступеньках лестницы загорелись и наперегонки погнали пламя к
площадке второго этажа, как будто жаждали сообщить чрезвычайно приятное
известие. Отель сотрясала канонада взрывов. В столовой с треском и звоном,
сбивая столы, рухнула люстра – двухсотфунтовая хрустальная бомба. Пять труб
«Оверлука» изрыгнули пламя к промоинам в тучах.
(Нет! Нельзя! Нельзя! НЕЛЬЗЯ!) Существо визжало; визжало, но
голоса уже не было – осталась лишь воющая паника, смерть и проклятия, слышные
только ему одному; оно растворялось, лишаясь рассудка и воли; оно рвало паутину
и искало, искало и не находило, выбираясь, выбираясь в, удирая, уходя в
пустоту, в ничто, оно осыпалось…
57. Исход
Рев сотрясал весь фасад отеля. Стекла вылетели на снег и
поблескивали там алмазной крошкой. Изображавшая собаку фигура живой изгороди,
которая направлялась к Дэнни с матерью, попятилась, расписанные тенью под
мрамор зеленые глаза стали равнодушными, хвост поджался под брюхо, ляжки опали
от малодушного страха. В голове Холлоранна зазвучал ее полный ужаса вой, к
которому примешивалось испуганное, недоуменное мяуканье больших кошек. С трудом
поднявшись на ноги, чтобы подойти к Венди и Дэнни и помочь им, он увидел нечто
более кошмарное, чем все прочее: все еще укутанный снегом кролик бешено
колотился в стальную сетку ограды на дальнем конце детской площадки и та, как
цитра из плохого сна, вызванивала некое подобие музыки. Треск и хруст тесно
сросшихся веток и прутиков, составлявших тело кролика и ломавшихся, как кости,
долетал даже сюда.
– Дик! Дик! – закричал Дэнни. Он пытался поддержать мать,
помочь ей дойти до снегохода. Вещи, которые он прихватил для нее и для себя,
оказались раскиданы между тем местом, где они упали и тем, где стояли теперь.
Холлоранн вдруг сообразил, что молодая женщина одета в ночную рубашку и халат,
Дэнни – без курточки, а на улице мороз.
