В вестибюле кипела работа. Унесли почти все старомодные
стулья с высокими спинками. Туда-сюда шныряли рассыльные с чемоданами, а подле
стойки, на которой возвышалась массивная латунная касса, выстроилась очередь.
Налепленные на кассу переводные картинки и карточки американского банка
действовали на нервы своей несовременностью.
Справа, возле высоких двустворчатых дверей, обе половинки
которых были плотно закрыты и связаны веревкой, в старомодном камине пылали
березовые поленья. На диване, придвинутом чуть ли не вплотную к очагу, сидели
три монахини. Обложившись со всех сторон поставленными одна на другую сумками,
они болтали и улыбались, ожидая, когда очередь на выписку немного поредеет. Под
взглядом Венди они дружно разразились звонким девчоночьим смехом. Она
почувствовала, что и ее губы тронула улыбка: самой молодой из них было никак не
меньше шестидесяти.
Приглушенный гул голосов на заднем плане, негромкое «динь!»
серебряного колокольчика у кассы, когда один из дежурных клерков звонил в него,
немного нетерпеливое «Дальше, пожалуйста!» – все это навевало яркие теплые
воспоминания об их с Джеком медовом месяце в нью-йоркском «Бикман-Тауэр».
Впервые Венди позволила себе поверить, что, может быть, как раз в этом и
нуждалась их троица: провести вместе, вдали от мира целый сезон, что-то вроде
медового месяца для всей семьи. Она любовно улыбнулась Дэнни, который честно
таращил глаза по сторонам на все подряд. Перед крыльцом остановился еще один
лимузин, серый, как жилет банкира.
– Последний день сезона, – говорил Уллман. – День закрытия.
Каждый раз суматоха. Я, собственно, ожидал, что вы приедете часам к трем,
мистер Торранс.
– Хотелось дать фольксвагену время на случай, если он решит
закатить истерику, – сказал Джек. – Но обошлось.
– Очень удачно, – сказал Уллман. – Я намерен попозже
устроить вам троим экскурсию по нашей территории и, конечно, Дик Холлоранн
хочет показать миссис Торранс кухню «Оверлука». Но, боюсь...
Чуть не налетев на него, подошел клерк.
– Извините, мистер Уллман...
– Ну? Что такое?
– Миссис Брент, – неловко сказал клерк. – Она отказывается
платить по счету – только карточкой «Америкэн экспресс». Я говорю, мы в конце
прошлого сезона прекратили принимать «Америкэн экспресс», но она... – Он
перевел взгляд на семейство Торранс, потом обратно на Уллмана. Тот пожал
плечами.
– Я этим займусь.
– Спасибо, мистер Уллман. – Клерк направился через вестибюль
обратно к стойке, где громко протестовала похожая на дредноут дама, закутанная
в длинную шубу и нечто, напоминающее боа из черных перьев.
– Я езжу в «Оверлук» с пятьдесят пятого года, – говорила она
улыбающемуся, пожимающему плечами клерку, – и не перестала ездить даже после
того, как мой второй муж умер от удара на вашей противной площадке для роке...
говорила же ему в тот день: солнце печет слишком сильно!.. но никогда...
повторяю: _н_и_к_о_г_д_а_ я не расплачивалась ничем, кроме карточек «Америкэн
экспресс». Повторяю: ...
– Прошу прощения, – сказал мистер Уллман.
Под взглядами Торрансов он пересек вестибюль, почтительно
дотронулся до локтя миссис Брент и, когда она обернулась, обрушив свою тираду
на него, развел руками и кивнул. Сочувственно выслушав, он еще раз кивнул и
что-то сказал в ответ. Миссис Брент с торжествующей улыбкой повернулась к
несчастному клерку за стойкой и громко объявила: «Слава Богу, в этом отеле
нашелся хоть один служащий, который еще не стал безнадежным мещанином!»
Она позволила едва достававшему до могучего, одетого в шубу
плеча, Уллману взять себя за руку и увести прочь – вероятно, внутрь отеля, в
контору.
– Ух ты! – с улыбкой сказала Венди. – Этот пижон денежки не
зря получает!
– Но леди ему не нравится, – немедленно высказался Дэнни. –
Он просто притворяется, что она ему нравится.
– Конечно, ты прав, док. Но лесть – такая штука, на которой
вертится весь мир.
– А что такое лесть?
– Лесть, – сказала ему Венди, – это когда папа говорит, что
мои новые желтые брюки ему нравятся, а на самом деле это не так... или, когда
он говорит, что мне вовсе не нужно похудеть на пять фунтов.
– А. Это когда врут ради смеха?
– Почти что так.
Все это время Дэнни смотрел на нее внимательно-внимательно,
а теперь сказал:
– Ма, ты хорошенькая. – И, когда родители, обменявшись
взглядом, расхохотались, смущенно нахмурился.
– Мне Уллман не слишком-то льстил, – сказал Джек. – Ребята,
давайте отойдем к окну. По-моему, я здорово бросаюсь в глаза, когда торчу тут
посреди вестибюля в своей варенке. Бог свидетель, мне и в голову не приходило,
что в день закрытия тут будет столько народу. Похоже, я ошибся.
– Ты очень красивый, – сказала Венди, и тут они опять
рассмеялись. Венди зажала рот рукой. Дэнни все еще ничего не понимал, но не
беда. Они любили друг друга. Он подумал, что отель напоминает маме какой-то
другой дом,
(домик Бик-мэна)
где она была счастлива. Дэнни хотелось, чтобы отель и ему
понравился не меньше, чем маме, он вновь и вновь повторял себе: то, что
показывает Тони, сбывается не всегда. Он будет осторожен. Тремс не застанет его
врасплох. Но рассказывать об этом он не станет, пока совсем не подопрет. Ведь
они счастливы, они смеются и не думают ни о чем плохом.
– Погляди, что за вид, – сказал Джек.
– О, это великолепно! Дэнни, смотри-ка!
Но Дэнни никакого особого великолепия не заметил. Он не
любил высоту – от нее кружилась голова. От широкого парадного крыльца, которое
шло вдоль всего фасада, к длинному прямоугольному бассейну спускался
превосходный подстриженный газон (с правой стороны было небольшое поле для
гольфа). На другом краю бассейна на маленьком треножнике стояла табличка:
«Закрыто». Он умел сам читать «Закрыто», а еще – «Стоп», «Выход», «Пицца» и
кое-что сверх этого.
От бассейна среди молодых сосенок, елей и осин вилась
посыпанная гравием дорожка. Там был маленький указатель, незнакомый Дэнни:
«РОКЕ». Ниже была стрелка.
– Пап, что такое: Рэ-О-Кэ-Е?
– Игра, – отозвался папа. – Немножко похожая на крокет,
только играют на засыпанной гравием площадке. Стороны у нее, как у большого
биллиардного стола, а травы нет. Это очень старинная игра, Дэнни. Тут у них иногда
проводятся турниры.
– А играют крокетным молотком?
– Вроде того, – согласился Джек. – Только ручка покороче да
головка двусторонняя. Одна сторона из твердой резины, а вторая – деревянная.
