– Мама, – медленно проговорил Дэнни. – Она обо мне
беспокоится.
– На то и мамы, парень.
– Нет… у нее была сестра, она умерла, когда была маленькой.
Эйлин. Мама думала про то, как Эйлин сбила машина, и от этого она беспокоится
обо мне. Больше я ничего не помню.
Эдмондс пристально смотрел на него.
– Она думала об этом сейчас? Там, в приемной?
– Да, сэр.
– Дэнни, как ты это узнал?
– Не знаю, – тусклым голосом сказал Дэнни. – Наверное, это
сияние.
– Что?
Дэнни очень медленно покачал головой.
– Я ужасно устал. Можно, я пойду к папе и маме? Мне больше
не хочется отвечать на вопросы. Я устал. И у меня болит живот.
– Тебя сейчас стошнит?
– Нет, сэр. Просто я хочу к папе и маме.
– Ладненько, Дэн. – Эдмондс поднялся. – Сходи к ним на
минутку, а потом пришлешь их сюда, ко мне, чтоб я смог поговорить с ними. Идет?
– Да, сэр.
– Там есть книжки, можешь посмотреть. Тебе нравятся книжки,
правда?
– Да, сэр, – ответил Дэнни, покорный своему долгу.
– Ты молодчина, Дэнни.
Дэнни слабо улыбнулся.
– Не могу ни к чему придраться, – сказал доктор Эдмондс
Торрансам. – С физиологией все в норме. Психически… мальчик смышленый, а
воображение развито даже слишком. Бывает. Дети должны вырастать из своего
воображения, как из пары старых ботинок. Воображение Дэнни все еще ему
великовато. Проверяли хоть раз его на ай-кью?
– Не верю я в эти коэффициенты, – сказал Джек. – Только
стреноживают надежды и родителей, и учителей.
Доктор Эдмондс кивнул.
– Может быть. Но, проверь вы его, думаю, обнаружилось бы,
что для своей возрастной группы он ушел очень далеко. Для мальчика, которому
пять-шестой, его словарный запас поразителен.
– Мы с ним не сюсюкаем, – сказал Джек с ноткой гордости.
– Сомневаюсь, что вам пришлось хоть раз пойти на это, чтобы
быть понятым, – Эдмондс помолчал, играя ручкой. – Пока вы там сидели, он впал в
транс. По моей просьбе. Все точь-в-точь по вашему описанию вчерашнего вечера в
ванной. Все мышцы расслабились, тело осело, глаза закатились. Классический
самогипноз. Я изумился и все еще продолжаю изумляться.
Торрансы подались вперед.
– Что случилось? – напряженно спросила Венди. Эдмондс
тщательно отчитался по поводу транса Дэнни и фразы, которую тот пробормотал и
из которой доктор сумел выудить только слова «чудовищ», «тьма» и «стук».
Реакция – слезы, состояние, граничащее с истерикой, и боли в животе на нервной
почве.
– Опять Тони, – сказал Джек.
– Что это значит? – спросила Венди. – Есть идеи?
– Несколько. Вам они могут не понравиться.
– Все равно, валяйте, – сказал Джек.
– Из того, что мне рассказал Дэнни, следует, что «невидимый
приятель» действительно был приятелем, пока вы, ребята, не переехали из Новой
Англии сюда. С момента переезда Тони превратился в угрожающую фигуру. Приятные
интерлюдии сменились кошмарами, и для вашего сына они еще страшнее от того, что
он не может вспомнить, о чем был кошмар. Это довольно обычное явление. Все мы
помним приятные сны куда отчетливее, чем страшные. Похоже, между сознанием и
подсознанием где-то существует буферная зона, что ли, и обитает там черт знает
какой цербер. Пропускает такой цензор совсем немногое, и зачастую то, что
прошло в наше сознание, это всего лишь символ. Вот такой донельзя упрощенный
Фрейд – но довольно здорово описывает, что известно о взаимодействии сознания с
самим собой.
– Думаете, Дэнни так сильно огорчил переезд? – спросила
Венди.
– Возможно, если он происходил при травмирующих
обстоятельствах, – отозвался Эдмондс. – Это так?
Венди с Джеком переглянулись.
– Я преподавал в школе, – медленно произнес Джек. – И
потерял работу.
– Понятно, – сказал Эдмондс. Он решительно воткнул ручку,
которой играл, в подставку. – Боюсь, есть еще кое-что. Для вас это может
оказаться болезненным. Ваш сын, похоже, убежден, что вы оба серьезно подумывали
о разводе. Он сказал об этом вскользь, но только потому, что вы перестали
думать на эту тему.
Джек разинул рот, а Венди отпрянула, как от удара. Кровь
отхлынула от ее лица.
– Мы даже не заговаривали о разводе! – сказала она. – Не при
Дэнни! Мы даже друг с другом-то это не обсуждали! Мы…
– Думаю, доктор, будет лучше, если вы поймете все до конца,
– сказал Джек. – Вскоре после рождения Дэнни я стал алкоголиком. Все годы учебы
в колледже у меня уже была проблема со спиртным. Она стала не такой острой,
когда я встретил Венди, но после рождения Дэнни назрела серьезнее, чем
когда-либо – вдобавок, сочинительство, которое я считал своим настоящим делом,
тогда пошло плохо… Когда Дэнни было три с половиной, он разлил пиво на кучу
бумаг, с которыми я работал… бумаг, которые я сам разбросал по комнате… и я…
ну… а, черт.
Голос Джека сломался, но глаза остались сухими,
недрогнувшими.
– Как же скотски это звучит, когда выговоришь вслух. Я
поворачивал Дэнни, чтобы отшлепать, и сломал ему руку… три месяца спустя я
бросил пить. И с тех пор в рот не брал спиртного.
– Понимаю, – нейтрально заметил доктор Эдмондс. – Конечно, я
заметил, что рука ломалась. Ее хорошо залечили. – Он немного отодвинулся от
стола и положил ногу на ногу. – Могу я быть честным? Очевидно, что с тех пор с
ним обращались во всех отношениях хорошо. Помимо укусов, на мальчике нет
ничего, кроме нормальных для любого ребенка синяков и царапин.
– Конечно, – с горячностью сказала Венди. – Джек не то…
– Нет, Венди, – отозвался Джек. – То. Наверное, где-то
внутри мне действительно хотелось поступить с ним именно так. Или сделать
что-нибудь похуже. – Он опять взглянул на Эдмондса. – Знаете что, доктор? Слово
«развод» мы сейчас упомянули в первый раз. Алкоголизм тоже. И избиение ребенка.
За пять минут – три первых раза.
– Не исключено, что корень проблемы в этом, – сказал
Эдмондс. – Я не психиатр. Если вы хотите показать Дэнни детскому психиатру,
могу рекомендовать вам хорошего специалиста. Он работает в боулдерском
медицинском центре «Мишшен Ридж». Но в своем диагнозе я ни мало не сомневаюсь.
Дэнни – умный, перспективный мальчик с хорошо развитым воображением. Не
верится, чтобы война между вами огорчала его до такой степени, как вам кажется.
Маленькие дети способны многое принять. Им непонятно, что такое стыд или
потребность что-то скрывать.
