– Я не выдумываю, мам. Честное слово.
– Знаю, – с улыбкой откликнулась она. – Это Тони тебе
рассказал.
– Нет, – сказал он. – Просто я знаю. Доктор не поверил в
Тони, да?
– Забудь про доктора, – сказала Венди. – Я верю в Тони. Не
знаю, кто или что он такое – то ли особая частичка тебя самого то ли приходит
из… откуда-то извне, – но я в него верю, Дэнни. И если ты… он… думает, что нам
следует уехать, мы уедем. Мы уедем вдвоем, а к папе вернемся весной.
Он посмотрел на нее с явственной надеждой.
– Куда уедем? В мотель?
– Милый, мотель нам не по карману. Придется пожить у моей
мамы.
Надежда в лице Дэнни умерла.
– Я знаю… – сказал он и замолчал.
– Что?
– Ничего, – пробормотал мальчик.
Она снова переключила передачу на вторую, подъем опять стал
круче.
– Нет, док, пожалуйста, не говори так. Наверное, поговорить
об этом нужно было давным-давно. Так что прошу тебя. Что ты знаешь? Я не
рассержусь. Нельзя сердиться, дело слишком важное. Говори со мной честно.
– Я знаю, как ты к ней относишься, – сказал Дэнни и
вздохнул.
– Как?
– Плохо, – объявил Дэнни, а потом затянул нараспев, рифмуя,
пугая Венди: – Гнусно – грустно – чтоб ей было пусто… Как будто она вовсе не
твоя мама. Как будто она хочет тебя съесть. – Он испуганно взглянул на Венди. –
И потом, мне там не нравится. Она всегда думает, что справилась бы со мной
лучше, чем ты, и как бы отобрать меня у тебя. Мам, я не хочу туда. Лучше уж
жить в «Оверлуке», чем там.
Венди была потрясена. Неужели у них с матерью дела обстоят
настолько плохо? О Господи, если так оно и есть, а малыш действительно может
читать, что они думают друг о дружке… какой же это ад для него! Она вдруг
почувствовала себя голее голого, словно ее застукали на чем-то непристойном.
– Ладно, – сказала она. – Ладно, Дэнни.
– Ты на меня сердишься, – сказал он тоненьким голоском,
готовый в любой момент расплакаться.
– Нет, честное слово. Я просто… ну… потрясена.
Они миновали указатель «САЙДВИНДЕР 15 МИЛЬ» и Венди немного
расслабилась. Отсюда дорога была лучше.
– Хочу задать тебе еще один вопрос, Дэнни. И хочу, чтобы ты
ответил мне так честно, как только можешь. Сделаешь?
– Да, мам, – почти прошептал он.
– Папа снова пьет?
– Нет, – сказал он и подавил слова, поднявшиеся к губам
вслед за этим простым отрицанием: «еще нет».
Венди расслабилась еще капельку. Она положила ладонь на
обтянутую джинсами коленку Дэнни и сжала ее.
– Папа очень старался, – мягко сказала она. – Потому, что
любит нас. А мы любим его, разве не так?
Он серьезно кивнул.
Она продолжала, будто для себя самой:
– Он не идеальный человек, но он старался… Дэнни, он так
старался! Когда он… перестал… то словно в аду очутился. И все еще идет по этому
аду. Думаю, если бы не мы, он бы просто сдался. Я хочу поступить правильно. Но
не знаю, как. Надо уехать? Остаться? Все равно, как если б я выбирала из двух
зол.
– Я знаю.
– Сделаешь для меня кое-что, док?
– Что?
– Постарайся заставить Тони придти. Прямо сейчас. Спроси
его, в «Оверлуке» мы в безопасности?
– Я уже пробовал, – медленно произнес Дэнни. – Сегодня утром.
– И что же?
– Он не пришел, – сказал Дэнни. – Тони не пришел.
И вдруг разразился слезами.
– Дэнни, – встревоженно сказала она. – Милый, не надо.
Пожалуйста.
Грузовичок вынесло за двойную желтую линию и, перепугавшись,
Венди вернула его обратно.
– Не отвози меня к бабушке, – попросил Дэнни сквозь слезы. –
Пожалуйста, ма. Я не хочу туда, я хочу с папой…
– Ладно, – мягко сказала она. – Ладно, так мы и сделаем. –
Венди вытащила из кармана рубашки в стиле «вестерн» гигиеническую салфетку и
протянула Дэнни. – Останемся. И все будет отлично.
23. На детской площадке
Джек вышел на крыльцо и подтянул язычок молнии до самого
подбородка, моргая на ярком свету. В левой руке он держал работающие от
батареек садовые ножницы. Правой он вытащил из бокового кармана носовой платок,
промокнул губы и сунул его обратно. Снег, сказали по радио. В это верилось с
трудом, хоть видно было, как на далеком горизонте собираются тучи.
Перехватив ножницы другой рукой, Джек отправился по дорожке
к искусно подстриженным кустам. «Работы немного, – подумал он, – чуть-чуть
пройтись, и хватит». Несомненно, ночные холода остановили рост кустов. У
кролика вроде бы немного заросли уши, да на двух лапах у собаки появились
пушистые зеленые шпоры. Но львы и буйвол выглядели отлично. Легкая стрижка – и
дело в шляпе, а потом пусть выпадает снег.
Бетонная дорожка оборвалась внезапно, как трамплин. Джек
сошел с нее и прошагал мимо пересохшего бассейна к засыпанной гравием тропинке,
которая вилась между садовыми скульптурами до самой детской площадки. Шагнув к
кролику, он нажал кнопку ножниц. Они ожили с тихим гудением.
– Здорово, Братец Кролик, – сказал Джек. – Как делишки
нынче? Чуточку снимем с макушки и удалим лишнее с ушей? Отлично. А скажи-ка,
слышал ты анекдот про коммивояжера и старушку с пуделем?
Звук собственного голоса показался неестественным и глупым,
и Джек замолчал. Ему пришло в голову, что звери-кусты не слишком его заботят.
Резать и мучить старую добрую живую изгородь, чтобы сделать из нее нечто
совершенно другое, Джеку всегда казалось отчасти извращенным. Изгородь вдоль
одного из вермонтских шоссе на крутом склоне превратили в рекламный щит,
расхваливающий какой-то сорт мороженного. Заставлять природу торговать вразнос
мороженым совершенно неправильно. Нелепо.
(Торранс, вас наняли не философствовать!) Что да, то да.
Чистая правда. Джек подстриг кролику уши, смахнув на траву немного сора:
палочек и прутиков. Садовые ножницы гудели на низкой, металлической,
отвратительной ноте, которая, кажется, присуща всему, что работает от батареек.
Солнце сияло, но не грело, и поверить в надвигающийся снегопад было не так уж
трудно. Джек работал быстро, зная, что в таком деле прерваться и начать
раздумывать означает напортачить. Он прошелся по мордочке кролика (вблизи она
вовсе не была похожа на морду, но Джек знал, что, стоит отойти шагов на
двадцать, как свет и тени создадут некое ее подобие – свет и тени вкупе с
воображением наблюдателя), а потом защелкал лезвиями по его брюху.
