Джек был не в состоянии закончить эту пьесу.
Сейчас он сидел и глядел на нее, сердито хмурясь,
прикидывая, нельзя ли как-нибудь спасти положение. Честно говоря, Джек считал,
что нельзя. Начинал он одну пьесу, а та каким-то образом – раз-два –
превратилась в другую. Да что за черт! Все равно, следовало закончить ее
раньше. Все равно она сплошное дерьмо. Кстати, почему это он решил довести себя
этой пьесой до помешательства именно нынче вечером? Денек выдался такой, что
нечего удивляться, если голова отказывается работать как надо.
– …забрать его вниз?
Джек оторвал взгляд от пьесы, пытаясь сморгнуть паутинки.
– А?
– Я сказала, как нам забрать его вниз? Нам надо отправить
Дэнни отсюда, Джек.
На мгновение в мыслях Джека воцарилась такая сумятица, что
он никак не мог понять, о чем речь. Потом сообразил и издал короткий, лающий
смешок.
– Тебя послушать, так это – раз плюнуть.
– Я не это имела в виду…
– Что за вопрос, Венди. Вот переоденусь в вестибюле в
телефонной будке, посажу его к себе на спину и слетаю в Денвер. Супермен Джек
Торранс
– вот как меня звали в дни моей юности.
Лицо Венди медленно выразило обиду.
– Я понимаю, что это трудно, Джек. Передатчик сломан. Снег…
но пойми же и трудности Дэнни. Господи, до тебя что, не доходит? Он чуть не
впал в кататонию, Джек! Что, если бы он не вышел из нее?
– Но ведь вышел же, – сказал Джек чуть отрывистей, чем
следовало. Его тоже испугало состояние Дэнни – пустые глаза, расслабленное
лицо… конечно, испугало. Сперва. Но, чем больше он размышлял об этом, тем
сильнее недоумевал – не было ли все это представлением, затеянным, чтобы
избежать наказания. В конце концов, мальчишка же сунул нос, куда не следовало.
– Какая разница, – сказала Венди. Она подошла к мужу и
уселась на край кровати у стола. На лице смешались удивление и тревога. – Джек,
а синяки на шее! Что-то же добралось до него! И я хочу, чтоб он оказался от
этого подальше!
– Не кричи, – выговорил он. – У меня болит голова, Венди. Я
обеспокоен не меньше твоего, так что, пожалуйста… не… кричи.
– Ладно, – сказала она, понижая голос. – Не буду кричать. Но
я не понимаю тебя, Джек. Здесь есть кто-то кроме нас. Вдобавок кто-то не
слишком приятный. Нам придется спуститься в Сайдвиндер – не только Дэнни, нам
всем. Быстро. А ты… ты сидишь тут и читаешь свою пьесу!
– Что ты заладила: придется спуститься, придется спуститься.
Должно быть, по-твоему, я и впрямь Супермен.
– По-моему, ты мой муж, – тихо сказала она и посмотрела себе
на руки.
Джек взорвался. Он шмякнул пьесу об стол, снова развалив
ровную стопку, сминая нижние листы.
– Самое время, чтобы ты, Венди, прочувствовала кой-какие
горькие истины. Похоже, как говорят социологи, «ты ими не прониклась». Они
болтаются у тебя в голове, как кучка незакрепленных бильярдных шаров. Надо
загнать их в лузы. Тебе следует понять, что СНЕГ НАС ТУТ ЗАПЕР.
Дэнни вдруг зашевелился в кроватке. Не просыпаясь, он начал
крутиться и ворочаться. «Как всегда, когда мы скандалим», – печально подумала
Венди.
– «А мы опять за свое».
– Не буди его, Джек. Пожалуйста.
Тот оглянулся на Дэнни. Краска немного отхлынула от щек.
– О'кей. Извини. Прости, что я так нагрубил, Венди. Дело
вовсе не в тебе. Но я же разбил передатчик. Если кто и виноват, так это я.
Приемник здорово связывал нас с большой землей. «Ноль-ноль-на-приеме. Мистер
Спасатель, пожалуйста, приезжайте за нами. Нам нельзя так поздно болтаться на
улице».
– Не надо, – сказала она и положила ему ладонь на плечо.
Джек прижался к ней щекой. Свободной рукой Венди коснулась его волос.
– По-моему, я тебя в таком обвинила, что ты получил на это
право. Иногда я – вылитая мать. Умею быть стервой. Но пойми, существуют вещи,
которые… трудно преодолеть. Ты должен это понять.
– Это ты про руку? – Джек поджал губы.
– Да, – ответила Венди, а потом торопливо продолжила: – Но
дело не только в тебе. Я тревожусь, когда он уходит поиграть на улицу. Он хочет
на будущий год двухколесный велосипед и мне не по себе – пусть даже там будут
тренировочные колесики, все равно. Меня беспокоят его зубы и зрение, и та
штука, которую он называет сиянием. Мне неспокойно. Он ведь маленький и кажется
очень хрупким, а еще… еще, похоже, чему-то в этом отеле он понадобился. И, если
будет такая необходимость, оно доберется до Дэнни через нас. Вот почему мы
должны забрать его отсюда, Джек. Я это знаю! Чувствую! МЫ ДОЛЖНЫ УВЕЗТИ ЕГО
ОТСЮДА!
Она была так возбуждена, что больно сжала плечо Джека, но
тот не отстранился. Ладонь Джека отыскала твердую тяжесть левой груди Венди и
принялась ласкать ее сквозь рубашку.
– Венди, – произнес он и сделал паузу. Она ждала, чтобы Джек
еще раз упорядочил те неизвестные ей слова, которые собрался сказать. Сильная
рука на груди рождала приятное успокоение. – Может, я сумел бы отвести его вниз
на снегоступах. Часть пути Дэнни смог бы пройти сам, но в основном пришлось бы
его тащить. А значит – на одну-две, а может, и три ночи разбивать лагерь под
открытым небом. То есть строить волокушу, чтобы тащить продукты и спальные
мешки. У нас есть маленький приемник, поэтому можно было бы выбрать день, когда
синоптики обещают трехдневное затишье с хорошей погодой. Но если прогноз
окажется неправильным, – закончил он размеренным тихим голосом, – я думаю, мы
можем погибнуть.
Венди побледнела. Ее лицо казалось светящимся, почти
призрачным. Джек продолжал ласкать ее грудь, легонько потирая сосок подушечкой
большого пальца.
Венди тихонько застонала, но почему, сказать было трудно.
Может быть, из-за услышанного, а может, отзываясь на то, как он нежно сжимал ее
грудь. Он передвинул руку повыше и расстегнул верхнюю пуговку ее рубашки. Венди
переступила с ноги на ногу. Джинсы как-то сразу показались слишком тесными, это
немного раздражало, но было приятно.
– А значит, пришлось бы оставить тебя одну – ты ведь
совершенно не умеешь ходить на снегоступах. Что могло бы обернуться трехдневной
неизвестностью. Хочется тебе этого?
Рука скользнула ко второй пуговке и расстегнула ее, открыв
начало ложбинки между грудями.
– Нет, – сказала Венди слегка охрипшим голосом. Она
оглянулась на Дэнни. Тот перестал крутиться и вертеться. Большой палец заполз
обратно в рот. Значит, все было хорошо. Но Джек что-то недоговаривал. Слишком
уж унылую картину он нарисовал. Было что-то еще… что?
