– Да. Бывает, у тех, кто глубоко верует в божественность
Христа, всю Страстную неделю с ладоней и ступней не сходят кровоточащие язвы.
Такое чаще встречалось в средние века. В те дни считалось, что на таких людях –
благословение Господне. Не думаю, что католическая церковь объявляла это полным
чудом – весьма ловко с их стороны. Стигматы не слишком отличаются от искусства
йогов. Просто сейчас такие вещи более понятны, вот и все. Те, кто разбирается
во взаимодействии тела с сознанием – то есть, изучают его, понимать-то никто не
понимает – считают, что степень нашего участия в управлении теми функциями,
которые не зависят от воли человека, куда больше, чем принято думать. Если
хорошенько сосредоточиться, можно замедлить свое сердцебиение. Ускорить
метаболизм. Усилить потоотделение. Или вызвать кровотечение.
– Думаешь, Дэнни выдумал эти синяки на шее? Джек, я просто
не могу в это поверить.
– Поверить, что это возможно, я могу – хотя тоже считаю его
маловероятным. Скорее уж он их сам себе поставил.
– САМ СЕБЕ?
– Уже бывало, что мальчик, впадая в эти свои трансы,
причинял себе боль. Помнишь, тогда, за ужином? По-моему, в позапрошлом году. Мы
были так злы друг на дружку, что почти не разговаривали. И тут – бац! – Дэнни
закатил глаза и упал лицом в тарелку. А потом на пол. Помнишь?
– Да, – отозвалась Венди. – Еще бы. Я думала, у него
припадок.
– В другой раз мы пошли в парк, – продолжал он. – Без тебя.
Дэнни уселся на качели и покачивался туда-сюда. Вдруг он рухнул на землю, как
подстреленный. Я подбежал, поднял его и тогда он совершенно неожиданно пришел в
себя. Увидел меня и сказал: «Я ушиб попку. Скажи маме, чтоб закрыла окна в
спальне, если пойдет дождик». А лило тем вечером, как из ведра.
– Да, но…
– И с улицы он всегда приходит расцарапанный, с разбитыми
локтями. А спросишь его, откуда та царапина или эта, так он просто заявляет:
«Играл»
– и дело с концом.
– Джек, все дети падают и набивают шишки. А уж мальчишки
принимаются за это сразу, как выучатся ходить, и не останавливаются лет до
двенадцати-тринадцати.
– Что Дэнни свое получает, я не сомневаюсь, – ответил Джек.
– Он ребенок активный. Но я не забыл ни тот день в парке, ни тот вечер, когда
мы ужинали. И не могу понять: все ли синяки и шишки нашего чада происходят от
того, что он нет-нет, да и полетит вверх тормашками. Этот доктор Эдмондс
сказал, что Дэнни вырубился прямо у него в кабинете, Господи ты Боже мой!
– Ну хорошо. Но эти синяки – от пальцев. Клянусь. Их, падая,
не набьешь.
– Он впадает в трансы, – сказал Джек. – Может быть, видит
то, что некогда случилось в этой комнате. Спор. А может, самоубийство. Сильные
эмоции. Это не кино смотреть – мальчик, в очень внушаемом состоянии, попадает в
самую гущу этой пакости. Возможно, его подсознание материализовало
происходившее там символическим путем… в виде снова ожившей покойницы, зомби,
нежити, упыря – называй, как хочешь.
– У меня мурашки по коже, – сказала она охрипшим голосом.
– И у меня. Я не психиатр, но, кажется, такая идея отлично
подходит. Разгуливающая покойница символизирует умершие чувства, оконченные
жизни, которые просто не желают сдаться и исчезнуть… но, поскольку она – образ
подсознательный, она одновременно и самДэнни. В состоянии транса сознание Дэнни
подавлено, за ниточки тянет фигура из подсознания. Дэнни обхватывает руками
собственную шею и…
– Перестань, – велела Венди. – Я поняла. По-моему, Джек, это
еще страшнее, чем крадущийся по коридорам чужак. От чужака можно уехать. А от
себя – нет. Ты же говоришь о шизофрении.
– Очень ограниченного типа, – заявил он, но в тоне сквозило
легкое беспокойство. – И очень специфической природы. Потому что мальчик,
похоже, умеет читать мысли и действительно время от времени способен на вспышки
провидения. При всем старании не могу считать это психическим заболеванием. В
конце концов, все мы несем в себе шизоидные задатки. Думаю, когда Дэнни станет
постарше, он справится с этим.
– Если ты прав, то увозить его отсюда нужно обязательно.
Какая разница, что с ним – в этом отеле Дэнни становится хуже.
– Я бы не сказал, – возразил Джек. – Если бы он делал, как
ему говорят, то, прежде всего, не полез бы в тот номер и ничего бы не
случилось.
– Господи, Джек! По-твоему, если человек не послушался,
самое подходящее – это… это наполовину задушить его?
– Нет… нет. Конечно, нет. Но…
– Никаких но, – объявила Венди, яростно мотая головой. –
Истина заключается в том, что мы только строим предположения. И понятия не
имеем, в какой момент он может свернуть за угол и попасть в одну из этих…
воздушных ям, коротких фильмов ужасов или что оно там такое. Мы должны увезти
его отсюда. – Она немножко посмеялась в темноте. – Дальше и у нас начнутся
видения.
– Не болтай чепуху, – сказал Джек и во тьме комнаты увидел
сгрудившихся у дорожки древесных львов – голодных ноябрьских львов, которые уже
не охраняли, а стерегли тропу. На лбу выступил холодный пот.
– Ты действительно ничего не видел, да? – спрашивала Венди.
– Я хочу сказать, когда поднялся в тот номер. Ничего не видел?
Львы исчезли. Теперь перед ним появилась пастельно-розовая
занавеска и покоящийся за ней темный силуэт. Закрытая дверь. Он снова услышал
приглушенное быстрое «бух!» и последовавшие за ним звуки, которые могли
оказаться топотом бегущих ног. Как страшно, неровно колотилось сердце, пока он
боролся с ключом.
– Ничего, – ответил Джек и не погрешил против истины. Он был
взвинчен. Не уверен в том, что же происходит. У него не было случая
проанализировать свои мысли и найти разумное объяснение синякам на шее сына.
Черт возьми, он и сам здорово поддается внушению. Иногда галлюцинации
оказываются заразными.
– А ты не передумал? В смысле – насчет снегохода?
Руки Джека внезапно сжались в тугие кулаки.
(Хватит ко мне приставать!)
– Я согласился, верно? Значит, так и будет. Теперь спи. День
был длинный и тяжелый.
– Да еще какой, – согласилась она. Когда она повернулась
поцеловать его в плечо, простыни зашелестели. – Я люблю тебя, Джек.
– И я тебя, – ответил он, но слова были просто движением
губ. Кулаки так и не разжались, как будто руки заканчивались булыжниками. На
лбу заметно пульсировала жила. Венди ни слова не сказала о том, что же им
делать после того, как вечеринка окончится и они окажутся внизу. Ни единого
слова. Только «Дэнни то», да «Дэнни се», да «Джек, как я боюсь!» Да, да, она
боится, что в шкафу живет бука, да не один, боится качающихся теней – еще как
боится. Но и в реальных причинах для боязни недостатка не было. Спустившись
вниз, они объявятся в Сайдвиндере с шестьюдесятью долларами и в тех шмотках,
что на себе. Даже без машины. Даже будь в Сайдвиндере ломбард (а его там нет),
им нечего было бы заложить, кроме коротковолнового приемничка «Сони» и кольца
Венди за девяносто долларов – обручального, с бриллиантом. Приемщик в ломбарде
дал бы им двадцать долларов. Добрый приемщик. Работы он не найдет ни временной,
ни сезонной – разве что расчищать подъездные дороги, по три доллара за вызов.
Джек Торранс, тридцати лет, однажды опубликовавшийся в «Эсквайре» и лелеявший
мечты (ему казалось, не столь уж беспочвенные) стать за следующие десять лет
ведущим американским писателем, который со взятой в сайдвиндерском
«Вестерн-Авто» лопатой на плече звонит в двери… эта картина вдруг встала у
Джека перед глазами куда отчетливей, чем львы живой изгороди. Он еще крепче
сжал кулаки, чувствуя, как ногти врезаются в ладони, оставляя таинственные
кровоточащие следы-полумесяцы. Джон Торранс стоит в очереди, чтоб обменять свои
шестьдесят долларов на продуктовые карточки; а вот он стоит в другой очереди в
сайдвиндерской методистской церкви, чтобы получить на благотворительной раздаче
что-нибудь из вещей и гнусные взгляды местных. Джек Торранс, который объясняет
Элу, что им просто пришлось уехать – пришлось бросить «Оверлук» со всем
содержимым на растерзание вандалам или ворам на снегоходах и выключить котел,
потому что «видишь ли Эл, аттандэву, Эл, там живут приведения и они желают зла
моему мальчику. Пока, Эл». Раздумья о главе четвертой – «Для Джека Торранса
пришла весна». Что тогда? Когда – тогда? Джек полагал, что, может быть, им
удалось бы добраться на фольксвагене до западного побережья. Достаточно
поставить новый бензонасос. Пятьдесят миль к западу отсюда дорога идет все
время под горку – черт побери, можно пустить «жука» чуть ли не нейтральным
ходом и вдоль берега добраться до Юты. Вперед, в солнечную Калифорнию, край апельсинов
и случайностей. Человек с репутацией настоящего алкоголика, избивающего ученика
и гоняющегося за привидениями, несомненно, сумеет сам выписать себе путевку.
Все, что угодно. Техник-смотритель – обслуживание автобусов «Грейхаунд».
Автомотобизнес – прорезиненная униформа мойщика машин. Не исключено кулинарное
искусство – мытье тарелок в столовой. Или более ответственный пост – например,
заливать бензин. Такая работа даже стимулирует интеллект: посчитать сдачу,
выписать кредитную квитанцию… «Могу дать вам двадцать пять часов в неделю за
минимальную плату». В год, когда хлеб «Чудо» идет по шестьдесят центов за
буханку, нелегко слушать такие песни.
