Еще одним доказательством продолжения экспедиций викингов на Лабрадор является упоминание в исландских хрониках за 1347 год гренландского корабля с командой из 18 человек, который пристал к берегу Исландии после того, как, утратив якорь, сбился с курса на обратном пути из некоего «Маркланда». Упоминание в хронике краткое и сухое, будто здесь нет ничего, требующего пояснений, – будто летописец ставил это событие в один ряд с мелочами повседневной жизни и мог бы продолжить столь же прозаично: «Итак, за этот год у нас были такие новости: один из кораблей, которые каждое лето отправляются в Маркланд, потерял якорь; а еще Торунн Кетильсдоттир разлила большой кувшин молока на своей ферме в Дьюпадалуре; еще у Бьярни Болласона издохла одна овца, и больше ничего особенного в этом году не произошло, все было как обычно».
Коротко говоря, колония Винланд оказалась нежизнеспособна, потому что сама гренландская колония была слишком мала и испытывала недостаток в дереве и железе, чтобы обеспечивать ресурсы для заморской экспансии; слишком велики были расстояния как между Гренландией и Винландом, так и между Гренландией и континентальной Европой; слишком мало было у Гренландии судов, пригодных для дальнего плавания, и средств, чтобы финансировать масштабные морские экспедиции; два-три корабля викингов были каплей в море по сравнению с множеством индейцев, населявших территорию Новой Шотландии и побережье залива Св. Лаврентия, так что исход любой спровоцированной викингами конфронтации был предрешен. В 1000 году численность гренландской колонии составляла не более пятисот человек, так что отбытие 80 взрослых мужчин в лагерь Л’Анс-о-Медоуз было весьма ощутимо и значительно осложнило и без того нелегкую жизнь гренландцев. Когда европейские колонизаторы наконец проторили дорогу в Новый Свет после 1500 года, история попыток освоения ими Америки показывает, как долго пришлось европейцам преодолевать препятствия – даже в тех случаях, когда они пользовались поддержкой самых могущественных и богатых государств с многочисленным населением, которые ежегодно строили и посылали в корабли, намного большие по размеру, чем драккары викингов, и были вооружены пушками. В первых английских и французских колониях в Массачусетсе, Вирджинии и Канаде около половины первопоселенцев умерли от голода и болезней в течение первого же года. В этом случае неудивительно, что 500 гренландцев, обитая в самой отдаленной колонии Норвегии – в то время одной из беднейших стран Европы, – не смогли добиться успеха в освоении и колонизации Северной Америки.
В контексте данной книги самым важным аспектом гибели просуществовавшей десять лет колонии Винланд является то, что эта гибель стала в некотором смысле анонсом, «прокруткой» в ускоренном темпе последовавшего через 450 лет краха гренландской колонии. Викинги продержались в Гренландии гораздо дольше, чем в Винланде, потому, что Гренландия ближе к Норвегии и потому, что в первые несколько десятилетий по соседству с колонией не показывались никакие враждебные племена. Но Гренландия столкнулась с теми же двумя взаимосвязанными проблемами, что и колония Винланд, хотя и в менее острой форме: изолированностью и неспособностью установить дружественные отношения с коренным населением. Если бы не индейцы, весьма вероятно, что гренландцы смогли бы справиться с возникшими впоследствии трудностями экологического характера, а колония в Винланде смогла бы укрепиться. В таком случае в последней, вероятно, имел бы место бурный рост населения, викинги могли бы затем расселиться по всей Северной Америке уже в XI веке, и современные американцы писали бы книги на языке, производном от древнескандинавского, как нынешние исландцы и жители Фарерских островов.
Глава 7. Процветание Гренландии
Аванпост Европы. – Климат современной Гренландии. – Климат в прошлом. – Растения и животные. – Поселения викингов. – Сельское хозяйство. – Охота и рыболовство. – Интегрированная экономика. – Общество. – Торговля с Европой. – Самосознание гренландцев
Мое первое впечатление от Гренландии таково: ее название («Зеленая страна») есть сущая нелепица, ведь передо мной расстилался почти монохромный пейзаж из белой, черной и синей красок с ощутимым преобладанием белого. Некоторые историки полагают, что название «Гренландия» придумал Эйрик Рыжий, основатель здешней колонии викингов, чтобы обманным образом завлечь своих сородичей на безлюдный далекий остров. Когда самолет, следовавший из Копенгагена, подлетал к восточному побережью Гренландии, первой на горизонте после темно-синего морского простора возникла огромная масса сверкающего белого льда, тянущегося до горизонта: в Гренландии расположен самый большой в мире, после Антарктиды, ледник. Берега Гренландии круто поднимаются к занимающему большую часть острова плато, покрытому льдом, который огромными ледопадами стекает в море. Сотни миль наш самолет летел над этой белой пустыней, единственное разнообразие в которую вносили голые скалы, раскиданные тут и там, как черные острова, возвышающиеся над океаном льда. И лишь когда самолет перелетел плато и очутился над западным побережьем, я увидел еще два оттенка, подкрасивших узкую полоску, обрамляющую ледовый панцирь, – бурый цвет голой земли и тускло-зеленый цвет мхов и лишайников.
Но после того как самолет приземлился в Нарсарсуаке, главном аэропорту Южной Гренландии, и я, перебравшись через запруженный айсбергами фьорд, оказался в Браттахлиде – месте, выбранном Эйриком Рыжим для поселения, я с удивлением обнаружил, что название «Гренландия» присвоено этому острову по праву – в соответствии с реальностью, а не в качестве недобросовестной рекламы. Устав от длительного перелета из Лос-Анджелеса в Копенгаген, а затем из Копенгагена почти в обратном направлении в Гренландию, сменив 13 часовых поясов, я отправился было на прогулку среди развалин древней гренландской колонии, но вскоре меня сморил сон, и я, не чувствуя сил возвращаться обратно в гостиницу, где оставил свой рюкзак, улегся прямо на землю, – к счастью, здесь росла высокая, более фута в высоту, мягкая на ощупь трава, под которой располагался толстый слой мха, усеянный желтыми звездочками лютиков, лиловыми колокольчиками, белыми полевыми астрами и розовыми соцветиями иван-чая. Здесь были ни к чему подушки, коврики или надувные матрасы – я заснул на самой мягкой, свежей и красивой постели из всех, какие можно себе представать.
Как говорит мой норвежский друг Кристиан Келлер: «…жизнь в Гренландии – постоянный поиск крупиц полезных ресурсов». Хотя на 99 процентов территория острова необитаема – это либо белый лед, либо черные камни, – в глубине двух фьордов на юго-западном побережье имеются сравнительно большие пространства, покрытые растительностью. Здесь длинные узкие фьорды проникают глубоко внутрь острова, так что вершины холмов удалены от холодных океанских течений, айсбергов, соленых туманов и сильных ветров, которые подавляют рост растительности вдоль наружного побережья Гренландии. Здесь вдоль крутых берегов расположены более пологие террасы, с удобными для животноводства роскошными пастбищами, на одном из которых я и заснул (илл. 17). В течение почти пятисот лет между 984 годом и началом XV столетия эти два фьорда служили самым отдаленным плацдармом европейской цивилизации; здесь, в полутора тысячах миль от Норвегии, жители возводили соборы и церкви, вели записи на латыни и древнескандинавском, ковали железные орудия, разводили скот и следовали европейской моде в одежде – и в конце концов исчезли.
