В апреле 1918 г. в составе и политической деятельности Рады произошел ряд важных изменений. 3 апреля состоялись переговоры о вхождении в Раду ВНР представителей Польской рады в Минске – то есть польских помещиков, ранее политических противников самой идеи белорусского самоопределения. Тогда же было принято решение включить в состав Рады ВНР вместо ушедших эсеров 10 депутатов от Минского белорусского представительства – убежденных незалежников, связанных с Виленской белорусской радой, возглавляемой А. Луцкевичем. По замыслу последнего, Минское представительство должно было повернуть Раду в сторону немецкой ориентации (прежний Народный секретариат, в основном состоявший из социалистов, отвергал какие-либо «ориентации», кроме федерации с Россией), к сотрудничеству с немецкими оккупационными властями. Необходимость этого маневра Луцкевич мотивировал следующим образом: «Дело в том, что оккупационные власти относятся к идее независимости Белоруссии, в общем, благосклонно. Сейчас речь идет о том, как будет решен вопрос с Лифляндией и Эстляндией. Если эти последние будут связаны с Германией, то, конечно, и белорусский вопрос будет решен в нужном нам направлении… Идет речь только о том, чтобы найти элементы, которые бы твердо стояли на позиции белорусской государственности. Немцы не совсем уверены, что такие элементы в белорусском обществе есть… В этом направлении и следует двигаться. Вы, как понимающие в политических вопросах больше, чем кто-либо еще, можете внести новый дух в Раду Республики – дух европейской дипломатии».
Платой за стремление Рады БНР и Народного секретариата заручиться поддержкой немецкой оккупационной администрации и проведение ими антипольской и антироссийской политики стала их чрезвычайно низкая котировка в общественном мнении самих белорусов. В сознании белорусского крестьянства, именно в этот период пробуждавшегося к политической активности, они ассоциировались с немецкими оккупационными войсками, с чужой властью. И это при том, что немцы относились к белорусским институциям весьма сдержанно. Нередкими были конфликты, например, аресты членов кабинета, занятие помещений Народного секретариата оккупационными властями и т. п.
Поэтому часть радикально настроенных белорусских деятелей решила вообще отмежеваться от каких-либо «ориентаций». Эта группа во главе с Т. Грибом и П. Бодуновой в мае 1918 г. заявила о создании Белорусской партии социалистов-революционеров (БПСР, белорусские эсеры). Ее руководящее ядро составили также выходцы из БСГ: И. Мамонько, С. Некрашевич, А. Карач, Н. Шило, М. Пашкевич, Ф. Шантыр, В. Русак, М. Маркевич, Е. Ладнов, Л. Заяц, Е. Трофимов, Я. Черепук и др. Позже к ним присоединились В. Ластовский и А. Ццикевич – видные деятели и идеологи белорусского национального движения. Но пронемецкий курс Рады БНР белорусские эсеры изменить не смогли, так как были в меньшинстве.
***
Сторонников идеи национальной самобытности Белоруссии было немного, и им приходилось противостоять значительно более сильному влиянию русской и польской культур. Первоначально белорусское движение было представлено главным образом культурно-просветительским течением, которое формировали выходцы из среды местной интеллигенции. Довольно долго оно оставалось делом одиночек, чьи призывы не становились слышны широким массам белорусского населения. Организационно-политическое оформление белорусского национального движения, как и сколько-нибудь заметная агитация, датируется только началом XX в.
Первая мировая война способствовала всплеску сепаратистских настроений на западных окраинах Российской империи. Белорусский вопрос, так же как и украинский и литовский, был вынесен, стараниями ряда белорусских политиков, на международную арену. Однако в силу слабости и запоздалости национального возрождения вопрос образования национального государства превратился в конце концов в спор более сильных соседей за право обладать белорусскими землями.
Планы ряда польских политиков, жителей Литвы, по воссозданию литовско-белорусского государства, где доминировала бы польская культура, но уважались бы и права белорусского и литовского населения, были фактически похоронены немецко-польским противостоянием. Российская Февральская революция способствовала росту влияния автономистских идей, однако одновременно усилила и про-российское направление, так как вселяла надежды на демократическое решение национального вопроса. Попытки создания всебелорусского представительства, как отклик на идею Всероссийского учредительного собрания, которое должно было определить как будущее внутреннего устройства, так и внешнеполитические отношения края, однако, удалось реализовать только после Октябрьской революции. Созыв Всебелорусского съезда уже не мог стать решающим для судьбы края, поскольку к тому времени существовала реальная, поддерживаемая вооруженными силами на территории края советская власть, которая своих завоеваний не пожелала бы уступить явно недружественным себе силам. Поэтому, несмотря на договоренности, достигнутые Сталиным с одним из организаторов съезда, его реальное направление было слишком близко идее учредительного собрания и явно не шло в русле решений РКП(б). Разогнать это совещание удалось столь же просто, как и спустя месяц Российское учредительное собрание.
Немецкое командование использовало это событие, чтобы обвинить российскую делегацию на переговорах в Бресте в неискренности лозунга о самоопределении народов. Однако Германия также не была заинтересована в создании какого-либо белорусского государственного образования. В договоре Белоруссия вовсе не была упомянута, а ее территория, хотя и практически полностью оказалась занята немецкой армией, в отличие от Литвы и Украины, не только не была объединена в единое целое и наделена даже условной автономией, но подверглись разделу между этими квазисамостоятельными государствами. Убежденность немецких властей в полном отсутствии у белорусского населения национального самосознания заставляла их видеть в белорусском движении скорее польскую интригу, которая, однако, в силу отсутствия каких-либо признаков ее поддержки со стороны местного населения (чему доказательством, в частности, могла служить неспособность белорусских политиков найти финансы для своей деятельности и организовать хотя бы небольшие вооруженные отряды) не стоила даже борьбы с ней. Поэтому белорусов попросту игнорировали.
Белорусское движение в 1918 г. не было в состоянии оказать влияние на ситуацию в крае, чего не изменило даже провозглашение независимости Белорусской народной республики. Попытки привлечь на свою сторону русских и поляков из числа жителей края имели очень непродолжительный успех из-за того, что, шарахаясь из стороны в сторону, оно принимало решения, непопулярные у обеих групп, тем самым ослабляя себя еще больше. Советская Россия после вполне успешного установления своей власти в Минске в ноябре 1917 г. доброжелательно поначалу отнеслась к левым белорусским группировкам, но затем жестко пресекла их попытки выйти из-под контроля.
Польские политики – сторонники Ю. Пилсудского, формируя свои программы по вопросу о восточной границе, сначала ориентировались на возобновление исторического союза с Литвой, подразумевая под ней и белорусские территории, во всяком случае, западную их часть. Национальные демократы во главе с Р. Дмовским рассматривали главным образом экономические выгоды от присоединения Белоруссии и возможности ассимиляции католического населения. Оба эти проекта подразумевали фактический раздел белорусских земель и игнорировали возможность самостоятельного выступления белорусов как субъекта международных отношений, зато делали практически неизбежным столкновение будущей Польши с Советской Россией.
