В июне 1920 г. руководство РСФСР наконец-то сочло возможным принять миссию правительства ВНР. Секретарь военно-дипломатической миссии ВНР в Латвии и Эстонии Я. Черепук получил разрешение Г.В. Чичерина прислать в Москву белорусскую делегацию. 24 июня в Москву выехал член БПСР М. Маркевич, а через некоторое время приехал еще один представитель, В. Захарко. Он встретился с Чичериным и передал ему меморандум, в котором содержались требования признать независимость ВНР и способствовать возрождению белорусского народа в политическом, экономическом и национально-культурном отношениях.
Однако переговоры по меморандуму ВНР не начались. 4 июля войска Западного фронта под командованием М. Тухачевского перешли в успешное наступление в Белоруссии. Переговоры с ВНР, которые можно было использовать для того, чтобы сделать ковенское правительство более уступчивым, утратили свою актуальность. К тому же факт ведения этих переговоров беспокоил белорусских коммунистов, которые потребовали от НКЦД РСФСР их прекратить. Таким образом, миссия В. Захарко результатов не дала.
Зато возрос интерес к скорейшему заключению мирного договора с Литвой. Наступление на запад делало для советской стороны актуальным вопрос о безопасности правого фланга Западного фронта, то есть о позиции Литвы по отношению к Польше. Заседания российско-литовской мирной конференции возобновились 22 июня 1920 г., после возвращения в Москву Ф. Нарушевича С. Розенбаума. Белорусский представитель Д. Семашко после перерыва в Москву не вернулся. Тем не менее на первом после перерыва пленарном заседании А.А. Иоффе огласил полученное к тому времени заявление Центральной белорусской рады Гродненщины и Виленщины от 6 мая 1920 г. (эта организация была единственной, признаваемой польскими властями в качестве белорусского национального представительства оккупированных Польшей территорий) о том, что Д. Семашко не имеет никаких полномочий ни от каких белорусских организаций на то, чтобы представлять интересы этого населения на переговорах.
Чтобы стимулировать ход переговоров, российская делегация предложила решать вопрос о границах с учетом того, что Гродненская и Виленская губернии были оккупированы польскими войсками, а среди самих белорусов не было единства мнений относительно их будущего. Было заявлено, что поскольку одновременно существовали четыре течения, «в том числе авторитетное и многочисленное незалежническое течение, и столь же многочисленное и авторитетное пророссийское», то логичнее было бы оставить спорные территории в ведении «единственной законной и естественной» наследницы Российской империи, которой они прежде принадлежали, то есть Советской России. Аргументировалось это тем, что Россия является не националистическим государством, а федерацией, в отличие от Литвы, которая выказывает явно империалистические замашки; Гродненская губерния же скорее пожелала бы присоединиться ко всей Белоруссии, потому надо дождаться ее самоопределения. В связи с неопределенностью белорусского вопроса советские дипломаты снова заявили о невозможности удовлетворить все территориальные требования Литвы. Иоффе был опытным переговорщиком, умело совмещавшим твердость позиции с разумными компромиссами, если они служили достижению генеральной цели. А такой целью в советско-литовских переговорах было предотвращение возможного польско-литовского военного союза.
В начале июля советские дипломаты согласились на включение в состав Литвы Ошмян, Лиды и Гродно. Литовская делегация предложение приняла. Такое решение территориального вопроса должно было устранить опасность польско-литовского сближения. 12 июля 1920 г. был подписан российско-литовский мирный договор, передававший Литве не только Вильну, но и значительную часть западнобелорусских земель.
Разумеется, это вызвало протесты белорусских националистов. 22 июля правительство Ластовского направило от имени Белорусской народной республики правительствам Советской России, Литвы и стран – участниц мирной конференции в Париже протест против российско-литовского договора. В нем, в частности, заявлялось о готовности белорусского народа «бороться с этой вопиющей несправедливостью всеми доступными ему средствами», высказывалось требование «немедленного пересмотра условий названного мирного договора и признания согласно волеизъявления Белорусского Народа (таким волеизъявлением группа Ластовского считала выборы делегатов на Всебелорусский съезд, состоявшийся в декабре 1917 г. и разогнанный большевистским руководством Западной области. – Д. К.) Его суверенности и политической независимости в этнографических пределах».
Однако этот протест не имел каких-либо последствий. Созданные под эгидой Польши институты белорусской власти не только не были признаны ни одним правительством, включая польское, но и не пользовались серьезной поддержкой местного населения. Правительство Луцкевича так и осталось чисто политическим представительством части белорусского политического класса, лишенным возможности влиять на позицию соседних государств – Польши, РСФСР и Литвы, решавших за счет Белоруссии свои текущие и долгосрочные задачи. Оно могло существовать только в условиях польской оккупации, с уходом польских войск под напором Красной армии эта группировка сошла с исторической авансцены, уступив место своим политическим конкурентам. Впрочем, мало чем от него в этом отношении отличалось и правительство В. Ластовского, хотя степень свободы действий у него была заметно больше. Успешное наступление Красной армии в Белоруссии вновь сделало более предпочтительными шансы той части белорусского политического класса, которая ориентировалась на Советскую Россию.
Возрождение БССР и политика Кремля в июне – августе 1920 г
Белорусский вопрос с весны 1920 г. привлекал внимание не только советского дипломатического ведомства, но и политического руководства страны. Майское наступление советского Западного фронта в Белоруссии, которое в первое время развивалось успешно, реанимировало вопрос о возобновлении там процесса советского национально-государственного строительства, начатого в 1919 г.
По инициативе члена РВС Западного фронта А.Г. Червякова стали регулярно собираться заседания инициативных групп коммунистов-белорусов, где рассматривался вопрос о восстановлении советской власти и самоопределении Белоруссии. Червяков и его единомышленники (Жилунович, И. Клишевский, А. Гурло, П. Грицкевич, Г. Богданович и др.) настаивали на создании ревкома Белоруссии в качестве «автономного организма Советской России» и отказывались входить в состав Минского ревкома. В своей записке, направленной в ЦК КП(б)ЛиБ 22 мая 1920 г., Червяков обосновывал свою точку зрения как положениями программы большевиков по национальному вопросу (принцип самоопределения народов), так и международной обстановкой (необходимость парализовать претензии Литвы на Гродно и Виленскую губернию, которым надо противопоставить суверенитет над этой территорией советской Белоруссии.
Руководители ЦК КП(б)ЛиБ (В.Г. Кнорин, М.И. Калманович, Р.В. Пикель, И.И. Рейнгольд) считали, что Белоруссия должна остаться в составе РСФСР на правах относительно самостоятельной административно-экономической единицы, а белорусы получить культурно-национальную автономию в рамках Минской губернии.
25 мая этот вопрос рассмотрело политбюро ЦК РКП(б). Поскольку советское наступление захлебнулось и войска вернулись на исходный рубеж, было решено ограничиться созданием Минского губревкома, то есть не создавать каких-то особых белорусских органов власти для небольшой территории Литбел, оставшейся под советским контролем. Возглавил ревком А.Г. Червяков, в состав вошли В.Г. Кнорин и М.М. Хатаевич. В тот же день был назначен новый состав бюро ЦК КП(б)ЛиБ: председатель И.Т. Смилга, члены ЦК З.И. Алекса-Ангаретис, Я.Г. Долецкий, В.Г. Кнорин, В.С. Мицкевич-Капсукас, А.Ф. Мясников, И.С. Уншлихт. Бюро ЦК КП(б)ЛиБ получило статус областного бюро РКП(б).
