Если первоначальные условия перемирия, выдвинутые советской стороной, действительно скорее походили на ультиматум, то после августовско-сентябрьских поражений Красной армии ситуация радикально изменилась. Теперь польская сторона могла попытаться диктовать свои условия. Однако на практике этого не произошло, так как позиция возглавляемой Я. Домбским делегации не была четкой и согласованной. Это не ускользнуло от внимания советской делегации. Иоффе писал 19 сентября Чичерину, что «поляки хотят тянуть, но не желают, чтобы это было понято», а их максимальные требования означают аннексию Украины и Белоруссии, что «совершенно неприемлемо».
Около 22 сентября ЦК РКП(б) выработал и направил Иоффе за подписью В.И. Ленина четко сформулированную инструкцию на переговоры: «Для нас вся суть в том, чтобы иметь в короткое время перемирие, и главное в том, чтобы иметь действительную гарантию мира в 10-дневный срок. Ваша задача обеспечить это и проверить реальность гарантий действительного выполнения. Если Вы обеспечите это, то давайте максимальные уступки вплоть до линии по реке Шара, Огинскому каналу, рекам Ясельде и Стырь, и далее по государственной границе между Россией и Восточной Галицией». Эта директива ЦК свидетельствует, что советское руководство в четвертый раз за последние неполные два года скорректировало свою позицию по вопросу о судьбе Белоруссии. Теперь ее территория должна была стать предметом торга с Польшей, причем от Иоффе не требовали отстаивать этнографическую границу. На следующий день, 23 сентября, последовало заявление ВЦИК РСФСР по вопросу об основах соглашения между РСФСР и Польшей, явно рассчитанное на международный резонанс. Весьма показательна его заключительная часть. С одной стороны, ВЦИК выразил готовность снять ряд советских условий мира, озвученных в Минске (разоружение, аннексия железной дороги Волковыск – Граево), и согласиться на проведение границы значительно восточнее той, которая была установлена Верховным советом Антанты 3 декабря 1919 г., с оставлением Восточной Галиции к западу от этой линии. Но с другой стороны, ограничил действие этих уступок 10-дневным сроком, пригрозив, что если до 5 октября польская мирная делегация не подпишет прелиминарные условия мира, то Совет народных комиссаров вправе изменить предложенные условия.
22 сентября Иоффе познакомил Москву с тактическими приемами, с помощью которых он намеревался выполнить на конференции в Риге поставленную перед ним задачу-минимум – в максимально короткие сроки договориться о прекращении огня и прелиминарных условиях мира. Важнейшими условиями успеха Иоффе считал: использование наступательной тактики ведения переговоров на фоне стремления поляков к миру, углубление раскола в рядах польской мирной делегации, жесткий торг по важнейшим для Польши требованиям, особенно территориального характера.
Этот свой замысел он воплотил в оглашенном на первом заседании главной комиссии мирной конференции 28 сентября 1920 г. советском проекте прелиминарного мира. В нем содержались требования признания Польшей независимости Литвы, Украины и Белоруссии и установленного там общественного строя. В статье 5 была представлена линия будущей государственной границы между БССР и УССР с одной стороны, и Польшей – с другой, мало чем отличавшаяся от предлагавшейся Данишевским в августе. Тем самым проект советской мирной делегации создавал определенный резерв уступок в территориальном вопросе, поскольку продиктованная Лениным Иоффе линия разграничения проходила существенно восточнее.
Проект Иоффе вызвал недовольство Чичерина, настроенного на безусловное выполнение указаний Ленина и ВЦИК. В частности, 30 сентября он раскритиковал проект Иоффе за «изобилие» содержавшихся в нем предложений, которое «затрудняет быстрое принятие». Важным было указание наркома относительно решения пограничного вопроса: «Относительно границы не торгуйтесь много, в случае противодействия поляков не бойтесь дойти до максимального предела, указанного в шифровке пленума ЦК. Это не должно задерживать переговоров. Важнее быстрота, надо поменьше торговли, можно хотя бы сразу дойти до указанного ЦК-ом предела. Нужны приемы ясные и простые, действующие на массы. Если поляки будут сопротивляться относительно границы, перейдите без долгих проволочек к нашему последнему слову и публикуем его как наше последнее слово…» Далее последовало еще несколько выдержанных в подобном же тоне депеш Чичерина; он усиленно склонял Иоффе к уступкам в территориальном вопросе, чтобы уложиться в определенный в заявлении ВЦИК срок достижения принципиальной договоренности до 5 октября.
Но Иоффе считал свою тактику удачной. В докладе от 29 сентября он писал, что свое предложение о линии границы он сделал умышленно, не исключая при этом, что окончательно придется сойтись на предложенной пленумом ЦК. Главное, успокаивал он Москву, что «по-видимому, центром дебатов сейчас будет все же граница, несмотря на то что они старались вначале перевести спор в область теоретических дебатов о самоопределении, а затем о взаимных расчетах. Несомненно, что инициатива выбита из их рук, и то, что они растерялись, наглядное тому доказательство». Тон доклада свидетельствовал, что Иоффе абсолютно уверен в правильности избранной им тактики переговоров и не откажется от нее под нажимом Чичерина.
В своем докладе Иоффе отметил еще два важных обстоятельства: 1) в польской делегации нет единства; 2) Домбский не хочет гласности. И действительно, польские переговорщики серьезно расходились между собой в вопросе о том, как должна проходить польская восточная граница.
В составе делегации отчетливо просматривались две основные группы: 1) депутаты сейма – Ст. Грабский, Н. Балицкий, В. Керник, А. Мечковский, Л. Вашкевич, М. Вихлиньский; 2) делегаты МИД – Я. Домбский, А. Ладось, Л. Василевский, В. Каменецкий и представитель военного министерства генерал В. Кулиньский.
Делегаты МИД во главе с Домбским и Василевским были сторонниками федеративной концепции, то есть высказывались за создание связанной с Польшей тесными узами Белорусской республики, но без Гродненщины и Виленщины, которые должны были войти в границы Польской республики как этнически польские территории. Однако большинство членов делегации, представлявшие крупнейшие партии сейма, склонялись к точке зрения национального демократа Ст. Грабского, что интересам Польши не отвечает создание какого-либо самостоятельного белорусского государства, в связи с чем на востоке следует добиваться границ более широких, чем этнические, но не настолько, чтобы была затруднена достаточно быстрая ассимиляция славянского населения присоединяемых к Польше территорий.
Как позднее заметил Ст. Грабский, важным для делегации вопросом стало определение направления расширения границ страны – на юг и восток, с включением Каменец-Подольского и Минска, или на север, с включением Дисны и Вилейки. Еще до начала переговоров все ее члены сошлись во мнении, что на украинском участке не удастся добиться от большевиков никаких уступок, так как вопрос обладания Украиной для них «был вопросом жизни и смерти». Более того, именно киевский поход Пилсудского и развязал эту войну. Что же касается северного участка границы, то там большевики, по его мнению, были готовы на большие уступки. В конечном счете, польская сторона накануне первой доверительной встречи руководителей и секретарей двух делегаций, назначенной на 1 октября 1920 г., постановила отказаться от Украины и Минска и остановилась на варианте расширения пределов Польши на севере, поскольку дисненско-вилейский коридор соединял Польшу с Латвией и разделял Литву и Россию.
