На советско-афганской границе происходили вооруженные столкновения между басмачами и советскими пограничниками. Так, например, 11 мая 1926 г. банда под командой Чаян-Сер-дара напала на советский пограничный пост. В письме Наркомата по военным и морским делам и РВС СССР командующему войсками Среднеазиатского военного округа от 22 июня 1926 г. содержатся данные о факте «допуска афганских кочевников на близкое расстояние и расстреле их почти в упор из пулеметов» советскими войсками в районе поселка Тахта-Базар. НКИД СССР считал, что такие действия «не вызывались действительной необходимостью».
Однако очевидно, что советские войска сражались не с «кочевниками», а с басмачами. В еще одном письме Наркомата по военным и морским делам и РВС СССР от 23 июня 1926 г. сообщалось, что само афганское правительство называло их «бандами» и выражало готовность бороться с их вторжением на территорию СССР. От НКИД для этого требовалось предоставлять «самую точную и своевременную информацию… о всех возникающих конфликтах в погранполосе, для соответствующих дипломатических переговоров с афганским правительством».
На ухудшение отношения Советского государства к трансграничному кочевью повлияло осложнение международной обстановки в конце 1920-х гг., особенно после 1927 г. – года «военной тревоги», связанной с обострением отношений между СССР, с одной стороны, и Великобританией и Китаем, с другой стороны. В Туркмении весной 1927 г. ходили слухи, что «объявление войны со стороны Англии Советскому] Союзу – вопрос ближайших дней, а потому надо скотоводам скорее перекочевать в Персию, дабы… Советская] власть не могла реквизировать скот для Красной армии». (Впоследствии эти слухи рассеялись.) В том же году обозначилась тенденция к резкому сокращению въезда в СССР из Западного Китая и получению советского гражданства откочевниками и другими иммигрантами из Китая.
В августе 1928 г. советская разведка докладывала, что «англичане усилили свою работу среди племен юга и юго-запада Персии». Эта работа включала в себя вооружение дружественных Великобритании племен, подкуп ханов, натравливание их друг на друга. Такая деятельность, по мнению советской разведки, велась не только для защиты близлежащих британских колоний (Индии и Ирака), но и для создания «наступательного плацдарма» против СССР. В то же время советские власти видели возможность использования настроений части кочевников против интересов Великобритании. Так, туркменское население персидской провинции Астрабад считало, что британцы лишили его возможности традиционного грабежа соседнего населения (аламан). Поэтому в СССР считали «естественным ожидать, что в нашей борьбе с Англией в первое время они (астрабадские туркмены. – Ф. С.) будут с нами». В дальнейшем ситуация в приграничных с СССР регионах ухудшалась, о чем будет рассказано в следующей главе книги.
В сопредельных странах отношение к трансграничному кочевью было примерно таким же, как в СССР. До Октябрьской революции Китай расценивал приток откочевников из России как угрозу усиления российского влияния в Синьцзяне, тем более что в этом регионе – например, в его юго-западной части (Кашгарии) – часть местных жителей еще до революции приняла российское подданство (правительство Российской империи предоставляло за это целый ряд весьма существенных льгот). Генеральный консул СССР в Кашгаре М.Ф. Думпис, прибывший туда в июле 1925 г., сообщал, что бывшие российские подданные очень обрадовались его приезду, так как они теперь считали себя гражданами Советского Союза. Он полагал, что этот настрой необходимо было поддержать.
Власти Северо-Восточного Китая вели борьбу с советским пропагандистским воздействием на монгольское и бурятское население региона. В мае 1927 г. прошедший в Хайларе местный съезд принял решение «о предохранении молодежи от революционной заразы». Китайские власти Синьцзяна препятствовали трансграничной миграции – так, в 1930 г. они потребовали от СССР возвратить 47 семейств киргизов, бежавших в Советский Союз. Япония после оккупации ею Маньчжурии в 1931 г. установила жесткий режим охраны границы с Советским Союзом, не допуская миграций.
Острая борьба за кочевое население развернулась между СССР, Афганистаном и Персией. Афганские власти стремились вернуть своих откочевников, ушедших в СССР. В июле 1927 г. губернатор Гератской провинции отдал распоряжение о выделении отряда в составе 15 человек для содействия обратной перекочевке эмигрантов, перешедших в СССР в районе Кушки, на территорию Афганистана. Для «увещевания» откочевников к ним были направлены влиятельные духовные лица. В начале осени 1932 г. были отмечены попытки афганских властей «уговорами и оружием» задержать волну реэмиграции в СССР. В начале 1930-х гг. Персия пыталась оставить себе население, откочевавшее из Советского Союза после начала форсированной коллективизации, а СССР этому препятствовал.
Таким образом, ситуация в «кочевых» регионах СССР, сложившаяся в 1920-х гг., ярко показывает, что Советское государство стремилось к достижению статуса-кво на границе, заключавшегося в полном контроле за эмиграцией и иммиграцией, минимизации или полной ликвидации трансграничного кочевья. В СССР, где постулатом была жизнь в условиях «враждебного окружения», бесконтрольное пересечение границы стало категорически неприемлемым для властей.
До революции миграции кочевников происходили в основном в традиционном режиме с экономическими целями. При советской власти откочевки стали приобретать политический контекст как форма бегства от государства. Причем для властей было сложно понять причину каждой конкретной миграции – была она совершена в рамках традиционного скотоводческого кочевья или с политическими целями.
Эмиграционные настроения среди кочевого населения были опасны для властей СССР, ввиду того что массовая эмиграция – особенно «трудового элемента» – наносила удар по имиджу страны. Особенно нежелательным это было ввиду того, что приграничные «кочевые» регионы играли для СССР важную внешнеполитическую роль: Бурятия была важным элементом отношений с Монголией и Тибетом, Казахстан и Киргизия – с мусульманским населением Синьцзяна, Туркмения – с Афганистаном и Персией, все «мусульманские» регионы – с Турцией и другими странами исламского мира. Поэтому власти СССР не могли допустить массовой эмиграции (откочевки) из этих регионов. Точно так же действовали сопредельные государства. В подходе СССР, Китая, Персии и Афганистана к трансграничной миграции проявилась и борьба за население (важнейший ресурс любого государства), и стремление сохранить контроль над ним.
«Не торопиться»: советские ученые о судьбе кочевой цивилизации
После прихода к власти большевики приступили к модернизации Советского государства. Этот процесс был неравномерным, неоднозначным и вызывал в 1920-х гг. многочисленные дискуссии. В тот период в СССР еще был возможен относительный идейный плюрализм – по крайней мере в сфере экономики. Изучение архивных документов и публицистики 1920-х гг. показывает, что разнообразие и борьба мнений были характерны и для дискуссий по поводу положения в «кочевых» регионах СССР, планирования их будущего, видения их места и роли в рамках большой страны.
В среде советских специалистов и чиновников, занимавшихся проблемами кочевого общества, четко проявились два основных подхода, сторонников которых условно можно обозначить так: «ученые» и «власть». Представители этих «партий» активно выступали в прессе, публиковали книги, материалы полевых исследований, многочисленные статьи в газетах и журналах (в особенности следует выделить журналы «Народное хозяйство Казахстана» и «Советская Киргизия»).
