Советская политика в сфере регулирования миграции отразилась на жизни кочевой цивилизации. Во-первых, власти приняли меры по регистрации всех кочующих за границу. Так, в 1923 г. была издана «инструкция о порядке регистрации населения при перекочевках с хозяйственными целями на пастбище в пределы Монголии». При регистрации с кочевников брали подписку в том, что все причитавшиеся с них «платежи по налогам они обязуются вносить своевременно». По возвращении из Монголии кочевники должны были заявить о времени возвращения, а также о составе семьи, количестве скота и имущества, возвратившихся с ними. На экземпляре инструкции, хранящемся в Агинском архиве, есть приписка: «Принять срочные меры, чтобы не было перекочевок без регистрации».
В декабре 1923 г. Александровско-Заводской отдел НКВД (Забайкальская губерния) предписал «вести строгое наблюдение за кочующими в Монголию, и, в случае обнаружения таковых без свидетельств о регистрации, задерживать и препровождать ближайшим бурятским властям». В 1924 г. Бурят-Монгольский обком РКП(б), решая вопрос о пропуске охотников на промысел в пограничную полосу Монголии, решил «приравнять охотников к лицам, занимающимся в Монголии сельским хозяйством» (то есть к кочевникам). При этом пропуска можно было выдавать «только членам Союза охотников», что также означало ужесточение порядка перехода границы.
Во-вторых, власти пытались ввести полный запрет перекочевок за границу. Власти Агинского аймака в 1924 г. поручили ОГПУ не только «установить причины эмиграции в Монголию» и «в срочном порядке произвести учет эмигрировавших», но и «принять запретительные меры в административном порядке о приостановлении эмигрирующих граждан». В апреле 1924 г. в Are было объявлено, что перекочевка в пределы Монголии без разрешения «категорически воспрещается». Власти постановили «неуклонно следить за всяким перемещением населения… и не допускать ни под каким видом перекочевку в Монголию», а агитаторов за перекочевку арестовывать.
В-третьих, власти закрывали границы по причине эпидемий. Так, в сентябре 1928 г. из-за вспышки людской чумы в Монголии бурятский ЦИК постановил закрыть границу с этой страной вплоть до ликвидации эпидемии. (Интересно, что Наркомат здравоохранения считал, что такое «закрытие границ преждевременно», однако в «случае роста эпидемии возможно частичное закрытие [с] оставлением пунктов транзита, обеспеченных врачебным наблюдением».)
К концу 1920-х гг. власти приняли новые меры по усилению охраны границы. 15 июня 1927 г. ЦИК и СНК СССР утвердили «Положение об охране государственных границ СССР», на основании которого вдоль сухопутной границы устанавливались уже четыре пограничных полосы. Въезд в пределы 7,5-километровой полосы и в отдельные пункты 22-километровой полосы запрещался всем, кроме местных жителей и лиц, имевших специальные пропуска ОГПУ или НКВД союзных республик. В 22-километровой полосе сотрудники пограничной охраны могли остановить любого человека, подвергнуть его проверке документов и личному обыску, а его вещи – осмотру. В случае преследования подозреваемого пограничники имели право производить такие действия и за пределами 22-километровой полосы. Переход границы допускался лишь через контрольно-пропускные пункты. Лица, пытавшиеся перейти границу вне их (или через них, но «незаконным образом»), признавались нарушителями границы и могли быть привлечены к уголовной ответственности.
Власти отмечали положительный эффект усиленной пограничной охраны на положение в «кочевых» регионах. В сентябре 1927 г. партийный инструктор Кахелли, изучавший положение в Туркмении, отметил, что «племенной вражды на Атреке открыто не существует» и «это заслуга погранохраны… Скотоводческое население очень довольно присутствием на Атреке погран[ичной] охраны и добровольно проводит все [ее] указания… в жизнь».
Таким образом, в 1920-х гг. в СССР проявились как минимум четыре весьма тревожные для кочевой цивилизации тенденции. Во-первых, идеи об «осталости» и неприемлемости кочевой цивилизации для советских реалий, которые поддерживали многие представители власти.
Во-вторых, задуманная государством программа массового переселения в «кочевые» регионы, для чего нужно было «освободить» земли, занятые кочевниками, – юридически и физически.
В-третьих, усиление советизации кочевий через разрушение родового строя, ликвидацию власти «родовых авторитетов». По сути дела, это означало наступление на саму кочевую цивилизацию, которая была основана на родовом принципе.
В-четвертых, ужесточение порядка въезда в СССР и выезда из него и пограничного режима. Эти тенденции существенно усилились к концу 1920-х гг. Американский историк Т. Мартин сделал совершенно справедливый вывод, что, во-первых, «ни одно государство не зашло так далеко, как Советский Союз, в идеологическом и административном определении отдельных пограничных районов» и, во-вторых, о «твердой вере большевиков в политическое значение трансграничных этнических связей». Однако следует отметить, что, возможно, и повода отгораживаться от всего мира, в том числе с помощью усиления пограничного режима, раньше не было ни у одной страны. Ведь Советский Союз был первым государством, которое идеологически противопоставило себя фактически всему остальному миру. Что касается тезиса об этнических связях, к ним нужно добавить еще и связи родственные, помня об известном пункте в советских анкетах: «Имеете ли родственников за границей?»
Тем не менее следует согласиться с выводом А.П. Козлова, что меры, принятые властями в отношении кочевой цивилизации в 1920-х гг., не принесли больших результатов. Она продолжала свое существование. Это настроило государство на усиление, форсирование борьбы с традиционным укладом жизни кочевников. После всех попыток советизации кочевий глобальной целью властей оставался перевод кочевников на оседлость, то есть разрушение кочевой цивилизации, так как ее традиции и родовой строй не позволяли осуществить советизацию «кочевых» регионов.
Глава 2
Решение судьбы кочевой цивилизации в 1930-х гг
Курс на форсированную модернизацию
На рубеже 1920-х и 1930-х гг. программа модернизации в СССР приняла форсированный характер. Как уже говорилось, модернизацию можно охарактеризовать как процесс, посредством которого традиционные, аграрные общества трансформируются в современные, индустриальные. Модернизационный переход редко протекает спокойно и равномерно; он оказывает воздействие на все социальные институты, всех членов общества.
Причин ускорения этого процесса в СССР было несколько, и мы рассмотрим их в приложении к «кочевым» регионам. Во-первых, поводом для форсирования модернизации была убежденность советских властей в наличии непосредственной и близкой внешней опасности для страны. Считалось, что вскоре произойдет нападение широкого «империалистического блока» на западные, южные и восточные границы СССР. В первую очередь имелась в виду агрессия со стороны Великобритании через территорию Персии и Китая в Средней Азии и на Дальнем Востоке, то есть непосредственно на «кочевые» регионы СССР – Казахстан, Киргизию, Туркмению и Бурятию. Однако состояние советских вооруженных сил и военно-промышленного комплекса было столь удручающим, что это потенциально делало страну легкой жертвой военного нападения. В связи с этим ускоренная модернизация экономики и вооруженных сил становилась вопросом жизни и смерти для Советского Союза и его граждан.
