На практике экономические цели должны были быть достигнуты прежде всего путем расширения земледелия. Известно, что ученые еще в 1920-х гг. сделали вывод, что черноземные степи Казахстана пригодны для выращивания яровой пшеницы. По данным Н.П. Огановского, при общей площади Казахстана почти 328 млн га, площадь «незанятых» (на самом деле занятых кочевниками-скотоводами. – Ф. С.), пригодных для посевов зерновых земель составляла от 30 до 40 млн га. (А. Поднек и К. Павлов приводили данные о таких землях с большим разбросом: от 23 до 46 млн га.) При этом в Казахстане и соседней Каракалпакии к 1930 г. «по назначению» было использовано менее половины территории, пригодной для земледелия. В любом случае «незанятая» пригодная для земледелия площадь составляла не более 10–15 % от площади региона, но никак не все земли, на которых вели свое хозяйство кочевники.
Н.П. Огановский рассчитал, что после постройки Волго-Донского канала и Туркестано-Сибирской магистрали Казахстан должен был поставлять в европейскую часть страны не менее 16,4 млн ц зерна в год и еще 8,2 млн ц – в Среднюю Азию. (В 1926–1927 гг. регион давал всего около 6,6 млн ц.) По данным Г.Н. Черданцева, опубликованным в 1930 г., вывоз зерна из Казахстана в 1932–1933 гг. должен был составить не менее 12 млн ц. Властям придавал оптимизм положительный опыт выращивания зерновых в совхозах Карагандинского исправительного-трудового лагеря ОГПУ (печально известный Карлаг), которые освоили 1716 га в полупустынных степях центрального Казахстана. Однако не учитывалось, что в Карлаге использовался принудительный труд заключенных, из которых можно было жать все соки.
Некоторые бывшие «кочевые» территории предполагалось использовать под выращивание хлопка. В Сырдарьинской губернии и Каракалпакии издавна существовали посевы хлопка, которые к середине 1920-х гг. занимали 8 % земель в этих регионах. Специалисты отмечали, что в СССР имелась возможность развернуть выращивание хлопка «до пределов, освобождающих Союз от покупки заграничного». Вывоз хлопка-волокна из Казахстана в 1932–1933 гг. должен был составить не менее 53,1 тыс. т.
Приоритет выращиванию хлопка был дан в республиках Средней Азии, включая «кочевые» районы. Здесь хлопок должен был максимально вытеснить злаковые культуры на поливных площадях, что и было сделано. Через несколько десятков лет это привело к разбору почти всей воды из Амударьи и Сырдарьи и обмелению Аральского моря, притом что значительная часть воды этих рек бесцельно уходит в землю в каналах, построенных по устаревшим или неправильным технологиям. В случае выращивания зерновых или других культур, которые требуют намного меньше воды, и правильно построенной системы ирригации такого наверняка бы не произошло.
Освоение степи под зерновые и технические культуры предполагалось реализовать путем «наступления на неиспользованные целинные пространства» (в таких высказываниях видна риторика войны с природой. – Ф. С.). Тем самым в Казахстане нужно было создать «мощный социалистический сектор крупного государственного хозяйства в полеводстве». В нем стали бы работать минимум 100–150 тыс. человек из числа местного населения, и еще минимум 50–60 тыс. казахских хозяйств должны были осесть в совхозах, став новой «пролетарской армией». Председатель ЦИК Казахстана Е. Ерназаров отмечал, что оседание кочевников и «заключается в том, чтобы суметь посеять и прикрепиться к земле», что означало приоритет земледелия.
Тем не менее планировалось сохранить и животноводство. Власти считали, что оседание повлечет за собой «значительное увеличение стада». (На практике это оказалось не так.) Зампредседателя СНК Казахстана У.Д. Кулумбетов говорил об оседании кочевников с возможным сохранением сезонных миграций скота, правда, с сокращением радиуса (очевидно, речь шла об отгонном скотоводстве).
Кроме того, часть бывших кочевников должна была войти в состав промышленного пролетариата. В 1932 г. было намечено вовлечь во все области промышленности Казахстана около 180 тыс. человек. Оседание кочевников приводило также к освобождению территории для строительства промышленных предприятий и шахт, создания карьеров по добыче полезных ископаемых и пр.
Перевод кочевников на оседлость должен был стать финальным аккордом затянувшейся и неудававшейся советизации «кочевых» регионов СССР. Группа экспертов В ЦИК, изучившая ситуацию в Казахстане в 1930 г., сделала вывод, что «власть феодально-родовых пережитков, коренящихся в самой форме кочевого быта… представляет собою непреодолимые препятствия для хозяйственного прогресса и хозяйственного переустройства аула». Это совпадало с мнением властей Казахстана: «При кочевом образе жизни, при расселении 3–5—10 кибитками не может быть серьезной речи о школе, клубе, больнице, учителе, агрономе, ветвраче, театре, кино и даже бане». Ф.И. Голощекин, давно развернувший борьбу с родовыми властителями (баями), приказал «нанести удар родовым отношениям» – очевидно, удар финальный. Он пророчествовал: «Старый, отсталый, кочевой, полукочевой аул умирает, должен умереть. На его место должен прийти, приходит новый… колхозный аул с поселковым расселением, с европейского типа строениями, с животноводческим хозяйством типа товарных ферм».
Оседание кочевников власти считали также одним из направлений национальной политики, так как оно «способствует ликвидации фактического национального неравенства и уничтожает сохранившуюся местами национальную рознь».
Все цели и задачи форсированного перевода кочевников на оседлость были взаимозависимыми. Власти планировали, что «не дальше, как в 1933 году Казакстан, бывшая царская колония, будет краем сплошной цивилизации». Другим «кочевым» регионам была предписана аналогичная перспектива.
Таким образом, в 1929 г. в СССР был взят курс на форсированную модернизацию «кочевых» регионов, которая состояла в переводе кочевников на оседлость с их попутной коллективизацией. О «переформатировании» «кочевых» регионов речи больше идти не могло. Модернизация имела своей целью ликвидацию кочевой цивилизации.
Для такой политики были, во-первых, политические причины, а именно несовместимость этой цивилизации с советской властью. Сила традиций и власть «родовых авторитетов» оказались сильнее. До революции было проще – российская администрация могла действовать через родовых властителей, в связке с ними. Для Советского государства это было неприемлемо, так как «родовые авторитеты» были для него «классовым врагом». Поэтому был выбран путь разрушения несоветского, традиционного кочевого общества. Обоседление должно было разрушить власть «родовых авторитетов» и поставить бывших кочевников под контроль государства.
Кроме того, перевод кочевников на оседлость для властей означал улучшение обороноспособности страны: население «привязывалось» к земле, прекращались откочевки внутри страны и за границу, легче стало бы осуществлять мобилизацию в Красную армию (необходимо учесть, что страна жила в условиях ожидания войны, и в 1938 г. в СССР была введена всеобщая воинская обязанность).
Во-вторых, экономические причины. В Казахстане и большинстве других «кочевых» регионов производству зерна был дан приоритет перед животноводством (хотя власти хотели достичь сразу две цели – сделать из кочевников земледельцев при одновременном сохранении скотоводства). В Средней Азии получил приоритет хлопок, за счет которого вытеснялись зерновые и другие культуры. Они «уходили» в северные «кочевые» районы, вытесняя там животноводство.
