Самым тяжелым, трагическим последствием форсированной модернизации «кочевых» регионов стал голод. В начале 1930-х гг. он разразился во многих регионах СССР. После хорошего урожая 1930 г. продовольственная ситуация в стране ухудшилась вследствие проведенных государством хлебозаготовок. На беду, 1931 и 1932 гг. были неурожайными.
Из числа «кочевых» регионов наиболее поражены голодом были Казахстан и Калмыкия. В Казахстане затруднения с продовольствием начались с октября 1931 г. К февралю следующего года они охватили 32 района республики. План хлебозаготовок на 1932 г. выполнен не был. В регионе не осталось хлеба, начался голод и гибель людей. Т.Р. Рыскулов сообщал И.В. Сталину в марте 1933 г., что «смертность на почве голода и эпидемий в ряде казанских районов и среди откочевников принимает сейчас такие размеры, что нужно срочное вмешательство центральных органов».
Главной причиной голода в «кочевых» регионах было начавшееся в 1929 г. систематическое сокращение поголовья скота, которое продолжалось как минимум до 1933 г. Власти считали его причинами «кулацкий хищнический убой и разбазаривание скота», слабое внимание местных властей к развитию животноводства и «перегибы» при мясозаготовках. Это в целом соответствовало истине, однако «перегибы» шли именно первыми и затем повлекли за собой все остальное.
Итак, главная причина голода в Казахстане – это мясозаготовки 1931–1932 гг. Для обеспечения минимума выживания кочевникам необходимо до 150 голов скота в пересчете на овец (или 25 голов крупного скота) на семью из 5–7 человек. Однако местные власти планировали оставить не более 6 голов скота на семью. Кроме того, что планы мясозаготовок и так были нереальными для выполнения, они поставили животноводство на грань исчезновения, так как скота не осталось для воспроизводства. Совершенно неразумные действия властей включали, например, заготовку шерсти у овец в зимнюю стужу, что приводило к их падежу.
Мало того, как уже говорилось, власти не смогли сохранить даже собранный (фактически конфискованный) у кочевников скот. Однако массовых потерь можно было избежать, применяя традиционные способы ведения скотоводческого хозяйства. Кочевники знали и соблюдали норму размещения скота на определенной площади (так, считалось, что стадо в более чем 600 овец держать нерационально, так как идущие сзади овцы не нагуливают жир). Кроме того, из-за бесхозяйственности пропадало, сгнивая, сданное населением государству мясо и зерно.
При строительстве «точек оседания» не брались в расчет возможности содержания огромного количества скота. Для него отсутствовали нужное количество водопоев и достаточная кормовая база. В принятом в апреле 1930 г. специальном постановлении ЦИК Казахстана «О практическом плане ведомств по оседанию трудящегося кочевого и полукочевого населения» планировалось построить не менее 35,8 тыс. скотных дворов, а фактически было построено не более 1 тыс. К тому же не хватало ветеринаров, что также внесло свой вклад в развитие эпизоотий и гибели скота (в Казахстане ветеринаров не было в 22 из 40 кочевых и полукочевых районов). Как впоследствии отмечали власти, «в результате оказалась разрушенной старая хозяйственная база, а новая не возникла».
Итогом стало, как признавали сами власти, «огромное уменьшение поголовья скота» из-за гибели от голода и болезней. В некоторых колхозах падеж скота составлял более 20–30 тыс. голов.
Общая динамика падения поголовья скота была катастрофической. В 1928–1929 гг. в Казахстане было более 40 млн голов скота (есть также более конкретная цифра – 47 млн голов).
В 1930 г. в республике осталось 24,6 млн голов скота. К июню того же года количество скота уменьшилось по сравнению с весной 1929 г. на 30–35 %.
В 1931 г. осталось в два раза меньше – 10,55 млн голов, а в 1932 г. – еще в два раза меньше (5,526 млн или 5,397 млн).
В 1933 г. количество скота уменьшилось до 3,4 млн голов. Таким образом, по сравнению с 1929 г. оно сократилось на 90,8 %, а в «кочевых» районах республики – на 94–95 %. Власти констатировали, что в некоторых местностях «животноводство фактически ликвидировано».
В Киргизии поголовье скота снизилось с 7,5 млн до 2 млн голов. В 1933 г. по сравнению с 1929 г. численность лошадей сократилась в 10 раз (3700 тыс. и 370,3 тыс.), крупного рогатого скота – в 2,5 раза (825 тыс. и 326 тыс.), мелкого рогатого скота – в 6,4 раза (5633 тыс. и 877 тыс.), верблюдов – в 2,5 раза (42 тыс. и 16,5 тыс.). Так, в Наукатском районе во многих колхозах осталось по 1–2 коровы.
В Казахстане и Киргизии вместе к 1931 г. осталось 24,7 % от поголовья 1929 г., в 1933 г. – 14 %. Несмотря на улучшение ситуации в 1934 г., в значительной части кочевых и полукочевых районов сокращение поголовья скота продолжалось. При этом «совершенно недопустимые размеры сокращения», как выявили власти, пришлись на коней и верблюдов.
В Калмыкии также произошли массовые потери скота. В 1933 г. у овец они составили 20–25 %, у крупного рогатого скота – 35–40 %. Из всех потерь прирезанный скот составлял 60 %, павший – 40 %.
Одно из характерных последствий катастрофического падения поголовья скота можно проследить через косвенный факт, отраженный в советских документах: «Ввиду сокращения в Казанской и других АССР поголовья лошадей, верблюдов и ишаков… признать необходимым обеспечение медицинского и ветеринарного персонала велосипедами».
В целом по всему Советскому Союзу за четыре года массовой коллективизации (с лета 1929 г. до лета 1933 г.), как выявили Р. Дэвис и С. Уиткрофт, «животноводческая отрасль совершенно развалилась». Поголовье крупного рогатого скота сократилось вдвое, овец – втрое. Подобного масштаба потери не происходили даже во время Первой и Второй мировой войн.
Голод был обусловлен еще и тем, что переведенные на оседлость кочевники были не готовы или не способны освоить земледелие, а власти не организовали их обучение и не оказали им помощи. Комиссия ВЦИК отмечала, что у осевших кочевников «земля… ковыряется, а не пашется, в одном месте пень торчит, в другом – огрехи, безобразие». В Киргизии было обнаружено, что после перевода на оседлость люди «плюют и идут кочевать», «продают скот и бегут». У казахов урожайность была чрезвычайно низкой. Поэтому земледелие не смогло компенсировать отсутствие животноводческой продукции.
Еще одной причиной смерти людей от голода стало то, что власти, пытаясь обеспечить голодающее население хлебом, не смогли организовать контроль за его выдачей. Большая часть такого хлеба расхищалась администрацией райцентров, другими учреждениями и даже частично была сдана государству обратно в счет хлебозаготовок, что еще раз подтверждает нереальность планов этих заготовок.
Голод не только уносил жизни людей, он разрушал казахское общество, в котором происходило «одичание» и распад до нуклеарных семей. Люди стали бросать своих детей. Количество беспризорных детей в Казахстане в первом полугодии 1932 г. возросло с 7 тыс. до 35 тыс. человек, к концу того же года – до 50 тыс. К маю 1934 г. в детских домах Каракалпакии находилось 2357 беспризорников из Казахстана. В самом Казахстане детские дома находились в плохом состоянии.
