Сначала по Мангышлаку прошла агитация за откочевку в Туркмению, и затем началось восстание, пик которого пришелся на период с марта по август 1931 г. Его лидеры преследовали в том числе политические цели. Так, Б. Чуланов – зажиточный скотовод, предводитель аулов, в которых было до 600–700 хозяйств, – выдвинул идею о создании на Мангышлаке Адаевского ханства. В апреле в Форт-Урицком произошел бунт и побег 200 заключенных, которые влились в ряды восставших. В мае на Мангышлак из Туркмении пришли откочевавшие туда осенью казахи, а также туркмены, которые также примкнули к восставшим. Численность повстанцев достигала 1,5–2 тыс. человек. Они, хотя и были плохо вооружены, вели сражения с отрядами ОГПУ. Тем не менее к августу 1931 г. восстание было подавлено. 1715 человек было арестовано, из них 15 приговорено к расстрелу, 407 человек – к лишению свободы, ссылке и депортации. Интересно, что остальные – 1293 человека (75 % арестованных) – были оправданы. Очевидно, в те годы правосудие в СССР еще не приняло того обвинительного уклона, который был для него характерен в последующем.
Сопротивление коллективизации и обоседлению происходило в Каракалпакии и Туркмении. В марте и апреле 1930 г. «целый ряд массовых выступлений» охватил все республики Средней Азии. Антисоветские выступления и «голодные бунты» прокатились по Калмыкии и другим «кочевым» регионам СССР. В мае 1931 г. в Забайкалье действовали, как минимум, две бурятские «банды» общей численностью 33 человека.
Хотя большинство восставших не думало о свержении власти большевиков, ставя себе локальные задачи, недовольство коллективизацией вдохнуло новую жизнь в басмаческое движение в Средней Азии. Таким образом, усилилась политизация этого движения.
Всплеск басмачества произошел осенью 1929 г. В начале 1930 г. власти выяснили, что лидеры басмачей не только создавали вооруженные отряды, но и «нередко возглавляли… массовые выступления» гражданского населения (так было, например, в Северной Киргизии). Басмачи объявили, что они находятся в «состоянии войны» с советской властью, ставили своей целью срыв советских кампаний (хлебозаготовки, переход на выращивание хлопка, сбор налогов) и готовили новые отряды, в том числе на территории Афганистана.
Особенно сильным басмаческое движение было в Каракумах, которые оставались труднодоступным и несоветизированным регионом. В 1931 г. здесь началось массовое восстание, охватившее почти все население. В Каракумах действовали крупные группировки басмачей, концентрировавшиеся вокруг специально созданных баз. Часть вооруженных отрядов басмачей выросла из традиционного охранения кочевий на колодцах.
Сопротивление коллективизации и обоседлению даже привело к примирению традиционно конкурировавших кочевых этносов – казахов и туркмен. Как уже говорилось, они вместе участвовали в Адаевском восстании. Кроме того, в 1931 г. среди басмачей в Туркмении появились откочевники из Казахстана, став, по мнению властей, «основной… питательной базой басмачества». Объединение казахских и туркменских кочевников на почве совместной борьбы против советской власти привело к новой вспышке повстанчества в западных Каракумах. С апреля до лета 1931 г. здесь шло нарастание военной активности повстанцев, улучшение их военной тактики и стратегии действий. Они нападали на населенные пункты, железнодорожные станции, промышленные объекты.
Казахский историк Т.К. Алланиязов считает, что общая численность басмачей в Каракумах составляла от 300 до 400 всадников. Однако их могло быть и больше. Так, только один из туркменско-казахских отрядов под командованием Ахмет-бека (по данным властей, он был связан с лидером басмаческого движения Джунаид-ханом) состоял из 150–200 мужчин, а также неизвестного числа членов их семей (правда, вооруженных было не более 80 человек).
Активность восстаний и басмаческого движения шла волнами и в определенной мере зависела от действий властей.
Так, в Киргизии к октябрю 1930 г., параллельно с увеличением басмаческих отрядов, «прошла целая волна сдачи басмачей», в том числе из-за исправления властями ошибок, допущенных в период коллективизации.
В сентябре 1931 г. советские войска провели военную операцию, в результате которой басмачи в Каракумах были разгромлены. Часть их была разбита позже (например, отряд Ахмет-бека – во второй половине января 1932 г.). Однако фрагментированная активность басмаческого движения продолжалась. В 1932 г. в Туркмении, из районов, прилегающих к Узбою, ряд семейств баев-скотоводов бежал на север региона, пополнив собой ряды басмачей. В том же году ОГПУ отмечало резкое учащение перехода басмаческих отрядов из-за границы на территорию Средней Азии и считало, что за границей готовится «вооруженный басм[аческий] актив… численностью около 3000 человек». Тем не менее к 1933–1934 гг. с основными формированиями басмачей было покончено.
Несмотря на то что ОГПУ обвиняло в восстаниях и участии в басмаческом движении баев и другие «классово-враждебные элементы», в составе рядовой массы басмаческого движения (джигитов) превалировали середняки, бедняки и батраки. Это было сильным ударом по советской власти, так как в басмачи уходила ее социальная опора.
В антиколхозное движение в Казахстане включилось значительное число обычных кочевников, которые формировали отряды, убивавшие не только представителей актива колхозного движения, но и простых колхозников. Ф.И. Голощекин докладывал о поддержке восставших мусульманским духовенством, а также русскими поселками Оренбургского округа.
Цель властей в борьбе с восстаниями и басмаческим движением заключалась в том числе в «освобождении мирных скотоводов из-под классово-враждебного влияния баев и феодалов», возвращении ушедших в повстанцы кочевников, разоружении населения. Итогом этой борьбы стала гибель тысяч повстанцев и мирных жителей, сотен красноармейцев, сотрудников ОГПУ и членов коммунистических отрядов. Применение самых разных форм насилия было обоюдным. Характерно, что основная тяжесть в борьбе с басмачами легла на национальные кавалерийские части, созданные из представителей народов Средней Азии.
Еще одной формой активного сопротивления кочевников были откочевки как внутри страны, так и за ее пределы. Иногда их организаторами были члены партии, комсомольцы, председатели колхозов, что опять-таки говорит о несоветизированности или ложной советизированности «кочевых» регионов. Особенно большие масштабы откочевки приняли в Казахстане. Т.Р. Рыскулов писал И.В. Сталину, что «подобное явление… в сторону центральных районов происходит впервые… Это не просто кочевание (которое обычно происходит летом на небольшое расстояние и при наличии скота), а в значительной части бегство голодных людей в поисках пропитания».
По замыслу властей, после начала обоседления кочевание по идее должно было вообще прекратиться. Поэтому уход кочевников даже по обычному маршруту мог рассматриваться властями как несанкционированная откочевка. На деле таких откочевников правильнее именовать вынужденными мигрантами или беженцами.
Во-первых, откочевки происходили внутри «кочевых» регионов. Так, в 1930 г. в Казахстане только из Акмолинского округа более 520 хозяйств ушли в Петропавловский, Павлодарский, Кустанайский и Кзыл-Ординский округа. Из 6100 хозяйств Актюбинского района, намеченных к оседанию, ни одно не осело, а около 200 откочевали в другие районы. В 1931–1932 гг. внутри этого же региона из района в район переходили целые аулы и колхозы. В итоге в ряде районов – например, Павлодарском, Меркенском, Аягузском и Пресновском – осталось менее 50 % населения.
