Во-вторых, вынужденные миграции шли между регионами. В 1930 г. из Казахстана люди уходили в Киргизию и Узбекистан, в 1931–1932 гг. – туда же и в другие республики Средней Азии, в Поволжье, Западную Сибирь, на Урал, в Калмыкию и даже в Северный край.
Так, в Средне-Волжском крае (в южных районах бывших Оренбургского и Самарского округов) уже в 1930 г. наблюдался усиленный приток кочевников, прибывших из неурожайных районов Казахстана. В декабре 1931 г. казахи начали прибывать в Оренбург. В январе 1932 г. таковых было 600 семей, к концу марта 1932 г. – 6 тыс. человек. В апреле 1932 г. в Средне-Волжском крае находилось 50 тыс. казахов-откочевников.
Внутренние вынужденные миграции, в том числе перемещение прикочевавших из других регионов, происходили в Киргизии и Каракалпакии. Туркмены перекочевывали в Узбекистан. Так, в Ходжамбасском районе Туркмении в 1934 г. количество хозяйств по сравнению с 1933 г. понизилось на 26,7 % (скорее всего, среди ушедших были и кочевые и оседлые).
Летом 1932 г. часть беженцев вернулась – и благодаря принятым властями мерам по исправлению «перегибов», и просто в связи с более благоприятным сезоном.
Тем не менее в 1933 г. вынужденные миграции продолжились и даже имели тенденцию к усилению. Так, в Киргизию продолжали прибывать многочисленные казахи – «ежедневно с каждым приходом поезда и просто пешим порядком».
Данные, касающиеся численности откочевавших, как обычно, разнятся. По далеко не полным сведениям, в 1931 г. и первом квартале 1932 г. из Казахстана ушли до 50 тыс. человек в районы Средней Волги, 16 тыс. хозяйств в Западную Сибирь, 12 тыс. – в Среднюю Азию, в том числе 1 тыс. – в Таджикистан. В 1932 г. только из восточной части региона откочевало около 60 тыс. хозяйств. Из 1,4–1,5 млн человек населения там осталось около 1 млн. Ранее в каждом районе имелось 11–12 тыс. хозяйств, осталось 4–5 тысяч.
По данным Т.Р. Рыскулова, к марту 1933 г. из Казахстана перекочевали в Киргизию 100 тыс., Западную Сибирь – 50 тыс., Средне-Волжский край – 40 тыс., Каракалпакию – 20 тыс., Среднюю Азию (кроме Киргизии) – 30 тыс. человек. Уход по отдельным районам составил до 40–50 % населения. Б. Байбулатов приводил данные, что с начала коллективизации до 1933 г. из Казахстана только в Киргизию откочевали 12 тыс. хозяйств. К 1934 г. в Каракалпакии, по данным местных властей, находилось 45 221 откочевник из Казахстана.
Оценки масштабов откочевок со стороны ученых тоже противоречивы. Наибольшую цифру давал Н. Верт – более 2 млн казахов (1 млн человек ушли в Среднюю Азию, 1,5 млн – в Китай). Н.Н. Аблажей считает, что численность откочевников могла составлять до 2 млн человек. Ж.Б. Абылхожин, М.К. Козыбаев и М.Б. Татимов полагают, что откочевала четвертая часть первоначальной численности или половина выживших казахов – 1030 тыс. человек. Из них 414 тыс. потом вернулись, а 200 тыс. безвозвратно ушли за рубеж. А.Н. Алексеенко привел такую же численность потерь казахского этноса в результате откочевок – 616 тыс. человек. Н.А. Ивницкий оценивает численность откочевников в 300 тыс. хозяйств.
Кроме откочевок внутри СССР, усилилась проблема трансграничной миграции – те кочевники, которые жили в приграничных районах, имели возможность уйти за рубеж, что и стали делать.
В 1929 г. из Казахстана в Китай ушли (вместе с задержанными на границе) 250 хозяйств с 17 577 голов скота. В 1930 г. численность беженцев за кордон вместе с задержанными составила 10 636 человек. В некоторых южных районах республики в Китай откочевало до 50 % населения. В 1931 г. туда ушли минимум 40 тыс. хозяйств (из отдельных районов туда откочевало более трети населения). Количество беженцев росло с течением времени. Н.Н. Аблажей привела сведения, что из Казахстана в 1931–1934 гг. за границу СССР ушли 200 тыс. человек. С.Ш. Казиев дает другие данные – что на 1 января 1934 г. было учтено 139,6 тыс. хозяйств, бежавших от коллективизации и голода в Монголию и Китай.
В Киргизии с 1 октября 1929 г. по 1 мая 1930 г. в Китай ушли более 600 человек. Однако это число могло быть больше. Так, власти считали, что в 1930 г. из Чу-Кебинского сельсовета Чуйского района Киргизии откочевали 24 хозяйства с целью пробраться в Китай. Однако затем было установлено, что из того же района на самом деле ушли свыше 100 хозяйств (интересно, что ушедшие были местными калмыками из рода сары-багш). В 1931 г. уход в Китай продолжался. Так, к 1933 г. в Наукатском районе Киргизии, «по официальным данным, явно преуменьшенным», покинули район и эмигрировали в Китай 848 хозяйств. Имелись случаи совместного ухода в Китай казахских и киргизских беженцев.
Из Туркмении в Персию с 1 октября 1929 г. по 15 июля 1930 г. эмигрировали 357 хозяйств (власти отмечали, что 30 % из них составляли баи и духовенство). В Афганистан с 1 октября 1929 г. по 1 мая 1930 г. ушли 1798 хозяйств, и еще 939 человек было задержано на границе.
Документы ОГПУ дают описания характерных случаев попыток ухода. В октябре 1930 г. из Корчуганского аулсовета (Туркмения) снялись 200 кибиток и перекочевали в район поселка Джебел. Месяцем позже они расположились вблизи пограничной полосы. В итоге Гасан-Кулийский райисполком выдал прибывшим справки на право свободного прохода в Персию. В феврале 1931 г. большое количество людей собралось в кишлаке Этбаш Халачского района, имея намерение эмигрировать в Афганистан. Они были возвращены на место жительства, а 25 «главарей» были арестованы. Таким образом, реакция властей на откочевки была противоречивой, но, видимо, становилась все более непримиримой с течением времени.
В 1931 г. эмиграция из Туркмении составила 8186 (это был пик ухода), в 1932 г. – 3274, за 11 месяцев 1933 г. – 1567 хозяйств. Характерно, что реэмиграция оставалась примерно на одном уровне: в 1931 г. – 861, в 1932 г. – 1089, в 1933 г. – 948 хозяйств.
В начале 1929 г. от 2,5 до 3 тыс. бурятских хозяйств из Агинского аймака пытались перейти границу с Китаем, причем части их это удалось. Уход за границу из этого региона продолжался и позднее.
По данным ОГПУ, откочевники при попытках задержать их на переходе границы оказывали в некоторых случаях вооруженное сопротивление.
Еще одним аспектом этой же проблемы было снижение иммиграции в СССР. Так, в 1929–1930 гг. практически прекратился процесс реэмиграции из Афганистана, а ранее прикочевавшие оттуда племена – джемшиды и хазарейцы – стали проявлять намерения к уходу обратно. Эти настроения подогревались проблемами со снабжением, которые возникли в этот период. В августе 1930 г. из района Кушки в Афганистан откочевали 70 хозяйств (по другим данным, всего ушли 199 хозяйств). Реэмиграция джемшидов и хазарейцев в Афганистан продолжалась ив 1931 г.
Социальный состав откочевников был примерно таким же, как у участников восстаний. ОГПУ особо отмечало, что в 1931 г. «весьма значительный процент» (до 80 %) среди них составляли середняки и бедняки, причем «доля социально близких… слоев» возрастала. (Тогда как среди откочевников 1930 г. значительную часть составляли баи и «прочий антисоветский элемент».) Особенно неприятным и опасным для властей был факт организации откочевок членами партии и комсомольцами. Так, в Тарбагатайском районе (Казахстан) на границе были задержаны 222 хозяйства, которых возглавлял секретарь сельской партийной ячейки и другие члены партии. Из Урджарского района за границу ушли колхозники во главе с председателем колхоза и ячейкой ВЛКСМ в полном составе. В Лепсинском районе пыталось перейти границу 101 хозяйство, среди которых было только 6 баев, а остальные – «колхозники и комсомольцы». В Курчумском районе ушли в Китай 170 хозяйств и 63 «одиночки», включая 5 коммунистов и 9 комсомольцев.
