Однако программа модернизации упиралась в нехватку финансирования и другие трудности. В 1936 г. Наркомат земледелия намечал потратить на мероприятия по оседанию кочевников 4 млн руб., однако Наркомат финансов снизил эту сумму до 2,5 млн руб. В 1938 г. в бюджете РСФСР было запланировано финансирование в размере 2,9 млн руб., а фактически было выделено менее 2 млн руб.
Местные власти кое-где не желали браться за такое трудное дело, как перевод кочевников на оседлость. В 1934 г. чиновник Наркомата земледелия М. Мурзагалиев, выступая в Бурятии, отмечал, что в регионах «все как будто отбояриваются от вопросов оседания, открещиваются от этого дела». Он подчеркивал, что именно работники-«националы» должны были стать в решении этой задачи «вожаками, толкачами», так как «они подтягивают и обслуживают на родном языке отставшую часть населения». М. Мурзагалиев сокрушался, что именно «националы», а не «европейцы» считали эту задачу «грязной, нехорошей, никому не нужной». Тем не менее региональных чиновников можно было понять, так как программа перевода кочевников на оседлость была в определенной мере дискредитирована предыдущей неудачной политикой форсирования.
Летом 1934 г. в Каракалпакии строительство в местах оседания было приостановлено «вследствие отсутствия завозного строительного материала». Власти республики приступили к самостоятельной заготовке лесоматериалов в Средне-Волжском крае. Позднее, по результатам 1938 г., Наркомат земледелия СССР все еще констатировал неудовлетворительное снабжение «кочевых» регионов стройматериалами.
В Сталинградском крае до 1935 г. «никакая работа по оседанию кочевников… не проводилась». К апрелю того же года в Харабалинском районе из осевших 726 хозяйств было обеспечено квартирами только 441. Производственными постройками осевшие колхозы были обеспечены на 5—10 %. Областные власти запрашивали у Москвы средства на завершение этой работы. Однако 1 ноября 1935 г. Наркомат земледелия сообщил, что средств на это нет. Тем не менее ВЦИК предлагал в 1936 г. усилить в Сталинградском крае мероприятия по оседанию казахов и цыган и просил СНК РСФСР поставить вопрос о финансировании.
В сфере образования наблюдалась нехватка кадров, а также их низкая квалификация. Ликвидация неграмотности отставала от плана. Некоторые школы строили «не там, где нужно, в нездоровой местности, и неправильно». Так, в Талды-Курганском районе школа была поставлена «в очень заболоченном месте, даже к ней трудно пройти». При этом никто ни из Стройотдела, ни из Наркомата просвещения «не удосужился прийти посмотреть, что там строят, где строят и как строят». Во многих районах в школах был высокий отсев учащихся (до 25–30 %). Причинами его власти считали то, что «население до сих пор живет очень разбросанно и… радиус охвата… школой очень большой, и чем холоднее, чем ребятишки чаще перестают ходить». Кое-где школы не работали по нескольку месяцев, хотя по официальным данным числились действующими.
К 1934 г. в Казахстане из 39 районов оседания в четырех областях больницы были построены только в 23 районах, а врачи были в наличии только в 18 больницах. В феврале 1934 г. была открыта больница в Жанааркинском районе, но уже 20 апреля она была закрыта из-за отсутствия питания и топлива. В Каракалпакии в «кочевом» Тамдынском районе не было ни одного врача. В Бурятии радиус врачебных участков составлял до 30–40 км. В Тургае была построена хорошая больница, однако на 40 коек там было всего 10 чайных кружек и 14 клизм. Контингентом больницы были откочевники и детдомовцы, однако постоянное население больницей не пользовалось. Причины этого власти видели в «антисанитарном состоянии, плохом питании, недостаточной квалификации врачебного персонала».
Расходы на программу оседания составили значительную сумму. Еще в 1930 г. Ф.И. Голощекин прогнозировал, что плановое оседание будет стоить столько же, сколько постройка Турксиба, – около 300 млн руб. В 1934 г. А.С. Киселев отмечал, что уже было израсходовано 80 млн руб. на Казахстан и Киргизию (80 % оседавших хозяйств приходилось на эти регионы). Он фактически «подтвердил» и даже превысил цифру Ф.И. Голощекина – что еще понадобится 300 млн руб. В Калмыкии только в 1921–1937 гг. капитальные вложения составили 77,4 млн руб. На производство землеустроительных работ в «кочевых» регионах только к 1 января 1934 г. было выделено более 12,6 млн руб. В целом к концу 1930-х гг. на программу седентаризации, включая землеустройство, было затрачено не менее 260 млн руб. Таким образом, из-за недофинансирования расходы все же получились меньше, чем планировалось.
Тем не менее постепенно принятые властями меры привели к определенным позитивным сдвигам в «кочевых» регионах. Казахстан постепенно стал оправляться от последствий грандиозной хозяйственной катастрофы и голода. В регионе уже в 1934 г. почти вдвое увеличился сбор зерна, который составил в среднем 5105 ц на колхоз (против 2645 ц в 1933 г.).
В 1934 г. падение поголовья скота в Казахстане остановилось и даже наблюдался некоторый рост по отдельным категориям. Если к 1 января 1934 г. в регионе было 4,2 млн голов скота, то к сентябрю 1936 г. – уже более 9,3 млн голов.
По данным властей, в Казахстане в 1930–1936 гг. было переведено на оседлость 338,7 тыс. хозяйств, из них 62,9 тыс. осели в бывших «кочевых» районах (получается, что остальные были выселены оттуда на север и юг региона). Характерно, что если в Киргизии, Каракалпакии, Бурятии и Ойротии осевшие кочевники остались в сельском хозяйстве, то в Казахстане была «другая картина». Многие были переведены на «оседание в промышленности». К 1936 г. казахи составляли 41 % всех промышленных рабочих республики. Большую роль в привлечении бывших кочевников на работу сыграл Турксиб и другие железные дороги – их протяженность в республике в 1930—1940-х гг. выросла в 13 раз.
В остальных регионах перевод кочевников на оседлость завершился позднее. В Бурятии в 1931–1935 гг. осели 12 775 хозяйств, однако оставалось «неохваченными» намного больше – 26 154 хозяйства. Власти ожидали, что они осядут самостоятельно. К 1936 г. в республике было обоседлено уже 38,9 тыс. хозяйств. У 75 % тех, которые продолжали кочевать, дальность перекочевок была незначительной (до 10 км). На расстояние свыше 15 км кочевали только 20 % хозяйств. Таким образом, «кочевой быт был уже значительно расшатан».
В Киргизии за период планового оседания с 1931 по 1937 г. перешли на оседлость более 78 тыс. хозяйств (или 300 тыс. человек), а всего с 1918 по 1937 г. – 142 тыс. хозяйств (или 600 тыс. человек). Оседание в этом регионе было завершено к 1940 г.
В Туркмении к концу 2-й пятилетки (1937 г.) от 76 до 95 % кочевников было вовлечено в коллективизацию. В 1940–1942 гг. часть кочевых хозяйств была переселена в земледельческие районы Чарджоуской области.
Процесс оседания в Калмыкии был завершен к 1935 г.1043 Из 1174 тыс. га «черных земель» 722 тыс. га (62,5 %) были отданы в пользование исключительно колхозам Калмыкии. Каждому колхозу передавался участок, закрепленный за ним на 15 лет. Колхозы возводили на «черных землях» необходимые для зимовки скота капитальные сооружения, проводили обводнение участков и пр.
В Азербайджане в начале 1930-х гг. кочевники и полукочевники были переведены на оседлость, после чего прекратились их сезонные миграции в Мильско-Карабахской степи и в Нагорный Карабах.
